Александр I

Во время треволнений междуцарствия тело императора Александра остается в Таганроге. Возле него ежедневно совершаются панихиды. Каждый вечер в семь часов Елизавета отправляется в церковь, где установлен гроб, и склоняется в молитве. «Я нахожу немного утешения только здесь, где, мне кажется, душа его не расстается со мной, как, впрочем, и повсюду», – говорит она. Только 29 декабря 1825 года траурная процессия покидает Таганрог. Императрица слишком слаба, ей не по силам долгое путешествие, и она остается в Таганроге. Она пишет матери: «Все земные связи между нами порваны… Встретившись детьми, мы шли вместе тридцать два года и вместе пережили все периоды нашей жизни. Мы часто разлучались, но всегда снова обретали друг друга. Наконец нам открылся истинный путь, и мы вкушали сладость нашего союза. И в этот момент его отняли у меня».

На ночь кортеж останавливается, гроб переносят в церковь. Время от времени его открывают, осматривают тело, составляют протокол и вновь закрывают. Правит катафалком постоянный кучер царя Илья Байков. Когда кортеж движется среди степей, из окрестных деревень сбегаются крестьяне и падают перед ним ниц. У въезда в города кортеж встречают выстроенные войска и пушечными залпами отдают покойному последние почести. Нередко народ выпрягает лошадей и везет погребальную колесницу на себе. Что думают о почившем царе все эти оплакивающие его люди? Если бы они восстановили в памяти дела и события его жизни, то перед их мысленным вздором предстала бы не прямая, устремленная ввысь линия, а линия причудливая, изломанная, как зигзаг, и драматично и резко оборванная. При вступлении на трон он был окружен благоговейным обожанием подданных, но не оправдал ничьих надежд, не проведя в жизнь ни одной из обещанных стране либеральных реформ. Новый прилив народной любви окружил его после победы над Наполеоном, но, вернувшись в Россию из заграничных походов, он снова предал доверие нации, превратившись в самодержавного властелина. Якобы просвещенный Господом, он стал вдохновителем репрессий как в России, так и в Европе. То и дело взывая к христианскому милосердию, он создал в Европе Священный союз, а в России – каторгу военных поселений. И теперь, провожая его останки, подданные сами не знают, должно ли им оплакивать юного царя – лучезарного ангела или радоваться кончине угрюмого стареющего деспота. Не умея отделить воспитанника Лагарпа от покровителя Аракчеева, они, как им кажется, преклоняют колени перед двумя разными, но заключенными в один гроб усопшими: один из них белый, другой – черный. Все, кто близко общался с ним, поражались двойственности его натуры. Его называли «Северный Сфинкс», «коронованный Сфинкс», «Сфинкс, не разгаданный до гроба». Знал ли он сам, кем был? Не в том ли его трагедия, что, постоянно мечтая делать добро, он был неспособен его творить? Да, на протяжении всего своего земного пути он страшился дела, которое желал бы совершить. Опасаясь беспорядка, который неизбежно вызывает любое нововведение, он чаше всего останавливался на полдороге. Два шага вперед – три назад. Меттерних проницательно напишет о нем: «Переходя от культа к культу, от одной религии к другой, он все расшатал, но ничего не построил. Все было в нем поверхностно, ничто не затрагивало его глубоко». А Шатобриан писал в брошюре «Конгресс в Вероне»: «Какими бы высокими ни были достоинства царя, они в конечном счете были пагубны для его империи… Он посеял там зерна цивилизации и сам же их затоптал. Население, сбитое с толку противоположными требованиями, не понимало, чего от него хотят: просвещенности или невежества, слепого повиновения царской воле или соблюдения законов, стремления к свободе или пребывания в рабстве… Он был слишком сильным, чтобы стать законченным деспотом, и слишком слабым, чтобы установить свободу». И тот же Шатобриан скажет о нем: «У императора России были сильная душа и слабый характер».

Так что молитвы и песнопения духовенства обращены к загадке. С величавой медлительностью, этап за этапом, от одной церковной службы к другой, двуликий вечный скиталец Александр в последний раз объезжает свою империю. Жуткое путешествие длится два месяца. 28 февраля 1826 года император Николай встречает траурную процессию в Царском Селе и провожает останки брата до дворцовой церкви. На следующий день, по его просьбе, доктор Тарасов открывает гроб, поднимает слой ароматных трав, которым покрыто тело, чистит мундир, меняет перчатки, протирает лицо, причесывает волосы покойного. Когда он заканчивает погребальный туалет, императорская семья – и только она – допускается к гробу для церемонии последнего прощания. Священники и офицеры свиты держатся в отдалении. У дверей выставлен караул. Члены императорской семьи друг за другом приближаются к гробу и целуют лоб и руку покойного. Он неузнаваем. Кожа лица приобрела, по свидетельству доктора Тарасова, светло-каштановый оттенок. Императрица-мать, взглянув на него, театрально восклицает: «Да, это мой дорогой сын, мой дорогой Александр! Ах, как он исхудал!»