Читаем Александр I полностью

Итак, Пруссия спасена только благодаря Александру Благословенному, который «не допустил в Тильзите уничтожения Пруссии»[75].

Что бы было в то время с несчастной Пруссией, если бы за неё не вступился император Александр?

Исключительно ему одному обязана Пруссия своею независимостью, хоть условия мира и тяжелы были; но всё-таки прусское королевство оставлено, Наполеону не пришлось окончательно его уничтожить.

<p>ГЛАВА VII</p>

Мир объявлен, и наше войско стало быстро готовиться к выступлению на родину.

Пётр Петрович, произведённый в полковники, тоже готовился ехать в Петербург. За несколько дней до выступления он был чем-то взволнован. Быстрыми шагами расхаживал он по своей комнате, останавливался, поправлял мундир и опять принимался маршировать.

– Эй, Щетина! – громко крикнул Пётр Петрович.

– Тут, ваше высокородие! – откликнулся денщик, входя в комнату.

Но Зарницкий забыл, зачем звал денщика, и не обратил на него внимания.

– Ты что здесь торчишь? – крикнул он на Щетину.

– Вы звали, ваше высокородие!

– Врёшь, старый чурбан!

– Звать изволили, ваше высокородие!

– Врёшь, говорят тебе! Зачем ты мне? Зачем? – наступал на денщика Пётр Петрович.

– Не могу знать, ваше высокородие! – тараща глаза на полковника, робко ответил Щетина.

– Ну, вон пошёл!

– Слушаю, ваше высокородие!

«Надо объясниться, думать нечего! Была не была, объяснюсь… Ведь какой характер: смерти не боюсь – на носу висла – и не боялся; а с женщиной объясниться робею. Фу, глупо! Жаль, Гарина нет; с ним бы посоветовался!..»

Едва мир был объявлен, как князь Сергий Владимирович Гарин поспешил взять продолжительный отпуск и поехал в Австрию на ферму Карла Гофмана.

– Ваше высокородие! Их благородие пришли, – поспешно доложить полковнику денщик.

– Надежда Андреевна? – обрадовался тот.

– Она самая, дожидается.

– Проси, скорей проси! – засуетился Пётр Петрович.

– Слушаю!

– Можно войти, господин полковник? – проговорила Дурова, останавливаясь в дверях.

– Что это за официальный тон? Входите, рад, душевно рад.

– Я пришла с вами проститься, Пётр Петрович: я завтра еду.

– Слышал-с… Едете? Куда?

– Поеду к отцу погостить, а потом в Мариупольский полк.

– Вы окончательно решили ехать?

– Еду. Как же иначе, Пётр Петрович? По воле государя я получила назначение в другой полк.

– Знаю-с.

– Я упросила главнокомандующего дать мне разрешение остаться в вашем полку, Пётр Петрович, до окончания войны. Война окончена, и я принуждена ехать.

– Положим, вы… вы можете остаться…

– Как это? – с удивлением спросила Дурова.

– Остаться вы можете…

– Не могу, Пётр Петрович!

– А я говорю, можете. Не спорьте!

– Не понимаю.

– Скажу – поймёте.

– Сделайте одолжение!

– Извольте-с… Выходите за меня замуж, – как-то вдруг проговорил Пётр Петрович, красный как рак; он сам испугался своих слов и быстро отошёл в сторону от Дуровой.

Надежду Андреевну эти слова поразили. Она никак не ожидала их и первое время сама так растерялась, что не знала, что отвечать.

– Вы молчите-с? Не отвечаете? – искоса посматривая на Дурову, тихо сказал полковник.

– Позвольте, дайте оправиться, я так удивлена!

– Удивлены-с?

– Не только удивлена, поражена…

– Стало быть, я вам не пара, стар…

– Не то, совсем не то! Вы забыли, мой дорогой, у меня есть муж.

– Ах, чёрт возьми, про это я и забыл!

– Положим, с мужем я не живу и жить с ним никогда не буду!.. По приезде домой я стану хлопотать о разводе.

– Ну, вот и отлично-с! – обрадовался полковник.

– Но я должна вам откровенно сказать, замуж я ни за кого не пойду… Вы знаете, дорогой мой, как я вас глубоко и искренно уважаю. Быть вашей женой составит большое счастие всякой. Вы честный, благородный. Вы герой! Вам преданным вечным другом я с радостью буду, но не женой! – проговорила девица-кавалерист, крепко пожимая руку Петра Петровича.

– Благородный отказ! Дружбу предлагает…

– И надеюсь ей пользоваться, Пётр Петрович!

– Так-с!

– Мы расстанемся друзьями?

– Конечно-с, конечно.

– Я поеду завтра и приду ещё с вами проститься.

«Нарвался! Видите ли, что задумал, – жениться! Да на ком ещё? На идеальнейшей из женщин… На женщине, которая в храбрости нас заткнёт за пояс! Фу! Ну и блажь же пришла мне в голову! А ведь это от безделья: который месяц сидим без дела. Жениться? Хорош, нечего сказать! Голову надо мне облить холодной водой. Лучше пойду проветрюсь».

И Пётр Петрович поспешил выйти из своей комнаты и пошёл бродить по берегу Немана.

В день отъезда Надежды Андреевны Дуровой Пётр Петрович был сам не свой, мрачнее чёрной тучи. Нелегко было ему расставаться с кавалерист-девицей. Встал Пётр Петрович ранее обыкновенного, долго ходил по своей комнате, заложив руки за спину и низко опустив голову.

Его старик денщик несколько раз заглядывал в дверь, но, видя мрачное настроение полковника, не смел с ним заговорить.

Заметив Щетину, Пётр Петрович крикнул:

– Что тебе? Что ты мне кажешь свою глупую образину!..

– Кипит, ваше скородие, – скороговоркой проговорил денщик.

– Кто кипит? Что?..

– А чайник.

– Ну и чёрт с ним, пусть кипит.

-Чай я давно заварил.

– Ну и пей.

– Я для вас, ваше скородие.

– Что для меня? Что?

– Приготовил чай.

– Убирайся к чёрту с своим чаем!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза