Александр I

В нашем лагере главнокомандующий, окружённый корпусными и резервными генералами, тихо говорил им:

– Пожалуйста, господа, сохраняйте резервы, у кого целы резервы – тот ещё не побеждён; старайтесь наступать колоннами и быстро действуйте штыками. Сами помните и скажите солдатам: за нами Москва…

Посреди нашего лагеря в дорогом киоте находилась чудотворная икона Смоленской Божией Матери. Священники безостановочно служили молебны.

– Пресвятая Богородица, спаси нас! – тихо и трогательно пели певчие-солдаты и с благоговением и с тёплой молитвой смотрели на святой лик Богоматери.

Престарелый вождь опустился на колени перед святой иконой и усердно молился. По лицу старца струились слёзы.

– Постойте за царя, за Русь и за матушку Москву, ребятушки! – громко говорил Кутузов солдатам.

– Ура! Рады стараться! – кричали ему в ответ.

Началось Бородинское сражение. «Французы со штыками наперевес перешли за реку Колочу, и вдруг раздался ужасный гром из нескольких сот огнедышащих французских жерл; наши отвечали тем же. Пошла страшная трескотня канонады; казалось, что громы небесные уступили место своё громам земным. Войска сшиблись, и густые клубы дыма, сквозь который прорывались снопы пламени, закутали их. Огненные параболы гранат забороздили небо, понёсся невидимый ураган свинца и чугуна. Столкновение противников было самое ожесточённое. Очевидцы рассказывают, что многие из сражавшихся, побросав своё оружие, сцеплялись друг с другом, раздирали друг другу рты, душили друг друга в тесных объятиях и вместе падали мёртвыми. Здесь бился Восток со всем Западом; здесь бился Наполеон за всю свою будущность. Артиллерия скакала по трупам, как по бревенчатой мостовой, втискивая их в землю, упитанную кровью, и всё это происходило на пространстве одной квадратной версты! Многие батальоны перемешались между собою так, что нельзя было различить неприятелей от своих. Люди и лошади, ужасно изуродованные, лежали в разных группах; раненые, покуда могли, брели к перевязкам, начальников несли на плащах. Стойкость русских, хотя их было и менее числом, нежели французов, остановила бешеные порывы врагов; пронзаемые штыками и поражаемые картечью, воины до того спёрлись, что, умирая, не имели места, где упасть на землю; ядра сталкивались между собою и отскакивали назад. Чугун и железо, пережившие самое время, отказались служить мщению людей; раскалённые пушки не могли выдерживать действия пороха и лопались с треском, поражая заряжавших их артиллеристов; ядра, с визгом ударяясь о землю, взбрасывали вверх кусты и разрывали поля, как плугом; пороховые ящики взлетали на воздух. Крики командиров и вопли отчаянья на десяти разных языках смешивались с пальбою и барабанным боем. С обеих сторон более нежели из тысячи пушек сверкало пламя и гремел оглушительный гром, от которого дрожала земля на несколько вёрст; ядра залетали далеко последними прыжками или катались на излёте, батареи переходили из рук в руки. Чудное и ужасное зрелище представилось тогда: над левым крылом нашей армии висело густое облако от дыма огнестрельных орудий; смешавшись с парами крови, оно совершенно затмило дневной свет, солнце покрылось кровавою пеленою; перед центром пылало Бородино, облитое огнём, а правый фланг наш освещён был ярким солнцем. Так в одно и то же время представлялись день, вечер и ночь»[82].

Земля взмокла, напиталась кровью и почернела. Канонада с обеих сторон продолжалась до вечера; с наступлением мрака она стала ослабевать – прежде у неприятелей.

По окончании битвы и при наступлении вечера, прибавляют очевидцы, солнце, закатываясь в этот день за горизонт, отбрасывало на землю самые багровые лучи, будто обмакнутые в лужах крови; луна, как лик покойника, тускло осветила на Бородинском поле более ста тысяч трупов!.. Около взорванных зарядных ящиков вокруг была выжжена земля, а люди и лошади разбросаны, обгорелые… Обширное и вместе тесное кладбище! Французы назвали эту битву битвою генералов, по причине множества убитых высших чинов с обеих сторон; наши солдаты говорили тогда: «Такова была жарня и побоище, что у самого чёрта тряслась борода, лес пел и вода говорила; мы не сдвинулись с места ни на шаг: где начали, там и покончили». Присутствие духа и врождённая весёлость не оставляли русских солдат; они гранаты называли хлопушками, а картечь – катышками.

– Эх, брат, ногу-то отстегнули у тебя, – сказал один раненый другому.

– Так что ж такое, – отвечал безногий, поморщиваясь от боли, – для меня же лучше: теперь только один сапог придётся чистить.

Бесспорно, что французов при Бородине было больше, но русские не уступали им, трофеи с обеих сторон были равные: не взято ни одного русского знамени, ни одного французского орла.