Александр Флеминг

Дневник Флеминга.

Пятница, 23 апреля 1948 года.В Бурже не было осложнений, ни таможенных, ни других. Принят его преосвященством Детрезом, женой президента Северной академии мадам Гюисман. До «Лютеции» в машине. Прогулка вдоль Сены. В лавочках много красивых вещей, особенно старинных, но цены очень высокие. Такси до ресторана «Людовика XIV» на площади Виктуар. Шофер не мог найти ресторана, который оказался очень маленьким. На втором этаже пятнадцать членов Академии. Священнослужители, литераторы, ни одного медика. Великолепный ужин... Вынужден был произнести небольшую речь. Ухитрился поставить на место драматурга, который, прочтя одну из моих речей, утверждал, что он меня открыл. Сказал ему, что он себе льстит, так как моя жена за тридцать лет не смогла еще этого сделать.

Суббота, 24 апреля.Час гулял в Люксембургском саду. Очень весело. Настурции, алиссумы и анютины глазки. Вовсю цветут каштаны. Повезли к кармелитам на улице Шеффер. Академики и кармелиты. Поль Клодель – старый и глухой. Адмирал д'Аржанлье, бывший командующий французским флотом в Англии, теперь стал монахом. Сидел между президентом Гюисманом (государственный советник, улица Мюэт, 1, XVI округ) и адмиралом, который говорит по-английски. Грандиозный завтрак, начался в 1 ч. 15 м. и кончился в 5 ч. Изобилие речей. Много приятных слов по моему адресу, но я ничего не понял.

Во время своего пребывания в Париже Флеминг позировал скульптору Барону, который должен был вычеканить медаль с портретом Флеминга для монетного двора. Через несколько дней он получил письмо от Барона и фотографии медали.

Показал их 1) Хьюгу. Сказал: суровоелицо. 2) Мак-Лину. Сказал: боксер.3) Мадам Вурека. Сказала: дикарь.4) Макмиллану и Дженнингсу. Сказали: очень хорошо.Приложено письмо Директора французского монетного двора с просьбой разрешить чеканить медаль.

Ответил: «Да».

В конце мая 1948 года Флеминг и его жена выехали в Мадрид, куда их усиленно приглашали. Крупные испанские ученые – Бустинса (из Мадрида) и Триас (из Барселоны) – организовали эту поездку, которая превратилась в триумфальное шествие. Куда бы Флеминг ни приезжал, на него обрушивался поток почестей, ставших теперь привычной частицей его жизни. В университетах Барселоны и Мадрида ему присвоили почетное докторское звание, избрали в академики, устраивали приемы, награждали орденами. Никогда еще не встречал он такого народного энтузиазма, такой горячей благодарности больных, которых он спас пенициллином. Они вставали перед ним на колени, целовали ему руки, преподносили подарки. У Флемингов сохранились бы самые чудесные воспоминания об этой поездке, если бы в Мадриде Сарин не заболела, и так тяжело, что у ее постели дежурила сиделка. По дневнику Флеминга видно, что он по своему обыкновению интересовался всем и был всем очень доволен.