Александр Башлачёв - Человек поющий

Рассказывает Марина Зиничева: «Раньше в старших классах проходили смотры военной подготовки. Классы должны были ходить строем. Все солидно готовились, кроме нас. Сашина идея была спеть песню „Канареечка". А поскольку мы были костяком класса, все остальные молча согласились. То есть все классы выходили с серьезными патриотическими песнями, и тут вышли мы с „Канареечкой". Нас разогнали. Сюрприз такой был».

Марина Зиничева продолжает: «[В Череповце] на площади Металлургов был очень интересный чердак. Вернее, как такового чердака не было, — после пятого этажа, перед крышей, была площадка с окном. А чердак был закрыт. В холодное время года мы там собирались, на площадке. Почему-то все думали, что мы там что-то не то делаем... Я, например, тогда даже не курила. Ребята покуривали, не без этого. И про нас всякое думали: мы не вписываемся, сами себе на уме... Таким, как Саша, как Макс, как Боба, было трудно жить в той стране, имея голову... У людей, которые видели то, что происходит, имели хорошие мозги,

9 Клавишник череповецкой группы «Рок-Сентябрь», с которой работал Башлачёв.

а там, на скамеечке, сидит другая компания, и все дружно хохочут. Кто такие? Меня сразу это заинтересовало. Я подошел. Сидит молодой человек, что-то читает, а все смеются. Оказалось, что он читал свое сочинение. Он его называл „Трактат об онанизме". Я прислушался, мне понравилось и захотелось с этим человеком познакомиться. После того как он дочитал, я подошел к нему. Это оказался Саша Башлачёв. Мы там поговорили, договорились встретиться. Нам тогда было очень важно проверять свою философию. Говорить об этом было не с кем, Череповец — провинциальный город. Он и сейчас-то провинциальный, можно представить, что было тогда. В лице Башлачёва я нашел то, что мне было нужно. Мы буквально сутками разговаривали. Собирались обычно у меня. Тематика разговоров — о смысле жизни, о любви. Он говорил, что вся наша жизнь состоит из больших и маленьких Любовей, что меня тогда очень удивило. Я считал, что любовь одна, такая большая. Саша аргументировал следующим образом: мы всех людей любим по-разному. Маму мы любим одной любовью, сестру — другой, девочку — третьей. Процесс поддержания любви Саша сравнивал с горением костра. Большой костер и большая поленница. Мы можем, конечно, все поленья сразу использовать, а можем подкидывать потихоньку, растянуть это на всю жизнь. Он имел в виду, что не надо человеку сразу открываться, а надо постепенно, постепенно, постепенно. Если мы не будем приоткрывать себя, то будет неинтересно. Если мы сразу откроемся, то быстро перестанем быть интересными. Мы могли также спорить о том, когда возникли символизм и дадаизм. Причем я уже не помню, кто что говорил, но помню, что спорили до упаду, вместо того чтобы пойти посмотреть в энциклопедии».

Александр уже довольно часто писал стихи. Вот какой случай вспоминает Сергей Герасимов: «Мы ездили большой компанией на концерт, то ли в Ленинград, то ли в Москву. Была зима, ужасно холодно, ехали в общем вагоне, разгово-

рились. Сначала было множество тем, потом все темы ушли, а спать было невозможно. „Холодно" на молодежном языке того времени было „зусман". Мы сидим, говорим: „зусман", „зусман", зуб на зуб не попадает. Все поняли общую логику, что „зусман" — это кто-то, кто бегает по вагону. Там бабушки еще сидели: что за „зусман" такой? Все это поддержали. Стали звать: „зусман", „зусман". Полночи мы запугивали вагон, что здесь страшный „зусман" ползает, что это — змея, она уползла у нас. Время провели весело. Ездили мы на день обычно: приезжали, концерт смотрели и назад. И буквально на обратном пути Башлачёв выдает поэтическое сочинение как раз на эту тему. К сожалению, оно не сохранилось, но я запомнил начало:

Страх сковал людские лица,

Стала курица невкусной,

И не естся, и не спится

Под зловещий шепот: „Зусман!"

Лифчики и телогрейки Заливал холодный пот!

Люди знали: под скамейкой

Страшная змея ползет (или „живет", не помню)».

Марина Зиничева рассказывает: «Учился он всю жизнь хорошо, но, учитывая переходный возраст и какие-то интересы — музыка, литература, общение с друзьями (а мы очень много общались), — было не до школы. Но вот в десятом классе он взялся за учебу конкретно, готовился поступать... Мы вечерами собирались в Комсомольском парке посидеть, придумывали себе всякие сценарии... Например, я — кинорежиссер-сценарист. Я сейчас буду снимать фильм про себя... То есть раскладывали жизнь. Он про себя написал сценарий, Макс — про себя написал. На это у нас ушло с недельку. Мы так друг друга мучили».

Александр окончил школу. В июне состоялся последний звонок [см. фото 12]. Нелли Николаевна хотела, чтобы сын