Также в апреле состоялась запись альбома «Вечный пост» на даче Александра Липницкого на Николиной Горе. Четверостишие «Николина гора» Башлачёв написал именно там, на вкладыше одной из кассет [см. фото 30]. Звукорежиссером выступал Вячеслав Егоров. Запись осуществлялась на четырехканальную портативную студию «Yamaha», которую Липницкий выменял на икону из своей коллекции. Оригинал записи Башлачёв стер, однако впоследствии альбом был издан, поскольку у других участников процесса оставалась копия. Вячеслав рассказывает[203], что Башлачёв избавился от записи, потому что «...ему ничего не нравилось из того, что им уже сделано, потому что всё, что относилось к материи, для него не имело смысла. Это было его философией, и он, по крайней мере, старался в это верить — иначе как поверить в вечность?.. У Саши было свое, очень странное отношение к творчеству. Я знаю, что он часто сжигал свои черновики, мог три дня их писать и потом все выбросить. Перед ним всегда стояла проблема: нужно ли оставлять информацию зафиксированной? Если мир нематериален, то какой смысл воплощать свою идею в материю? Она все равно дойдет куда надо, так или иначе, он полагал. К примеру, у него никогда не было своих записей[204]. Он никогда не слушал свои песни. И я думаю, что он старался о сделанном не думать вообще. Путь Башлачёва не был материальным. Ему было все равно, получат ли его записи выход куда-нибудь или нет, сколько людей — больше или меньше — будут их слушать. Ему было важнее, найдут ли они аудиторию Там, на соприкосновении его Поэзии, Неба, Бога... Ему нужно было встретить понимание в первую очередь Там. Хотя, конечно, и здесь тоже, потому что это замыкается... СашБаш не мог работать с техникой, у него сразу же складывались какие-то мистические отношения с приборами. Я помню, как он раздевался в студии догола, стоял при записи вокала на коленях, ползал на четвереньках — словом, пробовал все способы борьбы с микрофоном, он не мог петь в пустоту, в абстракцию, ему была необходима хотя бы одна девушка в аудитории, хотя бы одна...» В качестве «девушки» в студию приехала Ирина Линник.
26 апреля, в день аварии на Чернобыльской атомной электростанции, Александр находился именно на даче Липницкого. Марина Тимашева, которая там не присутствовала, рассказывает с его слов: «...Все было чудесно, голубое небо, и вдруг он услышал звук трубы. Стало понятно, что он имеет в виду апокалипсис, что он слышал звук архангеловых труб, что он понял, что наступает конец света. И именно в этот момент, как потом оказалось, в Чернобыле рванул реактор».
5 мая Александр уволился с должности «рабочего по благоустройству».
В мае состоялась запись Башлачёва, две части которой впоследствии стали известны, как «Русские баллады» и «Песенки на лесенке». Эти названия неподписанным бобинам, появившимся неизвестно откуда, дал Александр Агеев. Звукорежиссер и место проведения записи достоверно не установлены, однако, как оказалось, это — одна из самых качественных записей Александра, и тому, чтобы назвать ее студийной, мешает только бубнящее радио на заднем плане. Несколько песен отсюда были изданы на альбоме «Башлачёв V» (треки 5–11).