Алекс и Алекс

Перед глазами вспыхивает ещё одна прозрачная «простыня» уведомления о коррекции чего-то там в крови, но я её смахиваю вниз уже знакомым приёмом.

– На время твоего пребывания в реанимации без сознания, твоим опекуном от муниципалитета является полицейский участок, – сообщает мне доктор. – Поскольку иных совершеннолетних, берущих за тебя ответственность, обнаружить не удалось.

– Нет никаких других, – бормочу, опуская взгляд.

– В общем, полицейские передали эту сумку и сообщение: дубликаты документов об изъятии у вас квартиры за просрочку платежа и ввиду смерти основного заёмщика по кредиту ты можешь получить в суде, напротив департамента полиции. Они хотели это оставить нам, но мы отказались, – любезно завершает информировать меня врач.

– А сколько же я у вас валялся?

– Две с лишним недели, почти три. Извини, я тороплюсь. Могу чем-то ещё помочь?

Отрицательно качаю головой и, тщательно глядя себе под ноги, направляюсь на выход.

* * *

Доктор Склютовски, узнав о смерти матери этого пацана без задержки (всё произошло, можно сказать, буквально на ступеньках клиники), утратил к пациенту интерес в тот же момент: благодарность за спасение получать было больше не от кого.

А ещё на «пустышку» был израсходован какой-никакой, а ресурс – всё тот же чип. Бл##ь. Что ни говори, но хоть Склютовски и не позволял себе открыто надеяться на дополнительные «субсидии» от этой некстати сиганувшей под грузовик мамаши, а всё же в глубине души их не исключал.

Впрочем, своё он всё равно поимел, уже от полицейского офицера, который появился в конце такой насыщенной смены.

Коп, сообщив об отсутствии у пацана родни и отдав сумку погибшей, отдельно оговорил срок, раньше которого пацан из клиники выйти не должен.

К устной договорённости прилагалось кое-что ещё, материальное; так что собственный, не высказанный вслух, финансовый «план» в адрес этого пациента можно было считать исполненным и закрытым.

А сам пацан пролежал в капсуле двадцать суток, именно столько просила полиция.

* * *

На улице некстати нападает дикий голод, хотя, казалось бы, это сейчас не самая главная моя проблема. Потому, хотя бы, что мне сейчас некуда идти.

И не к кому.

Второй «Алекс» тактично помалкивает (слава богу).

Я просто шагаю вперёд, куда глаза глядят. Выйду вначале, наверное, на берег речки – там хорошо и тихо. Это дорогой район, лично я в нём лишний раз стараюсь не появляться; но сегодня уже можно всё. Подарю себе хотя б пару часов покоя на ухоженном природном ландшафте.

У матери в сумке есть остатки мелочи, которые добываю на ходу.

В магазине по пути беру самый дешёвый рацион быстрого питания, который жую на ходу.

«Алекс» порывается что-то сказать, но я просто нахожу нужную строку в его «простыне» данных и отключаюсь от аудио канала с ним. А все всплывающие уведомления просто смахиваю вниз, не читая.

У речки какое-то время просто смотрю на закат, ощущая странную пустоту.

– Еле пробился, – сообщает чип Алекс на каком-то этапе.

Интересно, как ему удалось? Хотя, на самом деле, не интересно.

– Создал резервный канал. – Продолжает он. – Слушай, ты так больше не делай! Разрывать связь нельзя…

– Жаль, что не могу тебе по морде засветить, – перебиваю его.

– А что это решит? – кажется, он даже оторопевает. – В списке всех твоих проблем?

– Не решит ничего. – Соглашаюсь.

– Ну и ты меня извини. Я сейчас некоторым образом не то чтобы робот, но явно с ограниченным спектром эмоций. По техническим причинам. Сострадатель из меня в данный момент не особо хороший. Я, кстати, экстренно и планы все откорректировал, но к тебе с новостями, – помявшись, он таки говорит, что хотел. – Этот чип воспринимает всю твою только что съеденную лабуду, как отравление.

– А это ещё с чего? – удивляюсь. – Я это регулярно ем. Нормальная еда же.