Алекс и Алекс

– Первый день как он прибыл, его из больницы не выпускали. В суде помят был сильно потому что, – довольно заговорил дед, явно радуясь каким-то только что полученным новостям. – Громкий же шум был. На второй день он схлестнулся с кем-то из охраны, но тут можно только догадываться – никто ж ничего не скажет. Тогда же он «побежал» самый первый раз, но это не считается: во-первых, он был только-только снаружи. Во-вторых, он явно не имел ввиду ничего серьёзного, потому что не прошёл даже первой тройки.

– Может, разминался? – предположил верзила.

– Пойди спроси, – пожал плечами Кол. – А вот уже со следующего дня, – старик многозначительно поднял палец, – он стал бегать конкретно, каждый день. Сразу после выхода из карцера.

– Так а пятьдесят восьмой день при чём? – не дал себя сбить с толку собеседник.

– А лет Спринтеру сколько? – задушевной улыбкой акулы осклабился дед.

– Да я откуда знаю! – на всякий случай истерично взвился в воздух тридцатилетний. – Молодой на вид…

– Во-о-о-от. Значит, что? Значит, шестьдесят суток – это максимум, который его тут могут держать. – Завершил логическую конструкцию старик. – Его пятьдесят восьмой забег – это последний день, когда его тут могут держать. Потому что забег номер пятьдесят восемь равно сутки номер шестьдесят.

– А ну как его всё равно не выпустят? – предположил на пробу верзила. – Ну, ты ж сам понимаешь, какие у нас законы и правила. Что и кто кому сделает, если его по новому кругу на карцер упекут?

– Вот тут уже не прокатит, – серьёзно и собрано парировал Кол, быстро шагая в сторону «сетки», от которой планировалось вести наблюдение за намечающимся спектаклем (повторявшимся изо дня в день). – Спринтер, конечно, тот ещё… коржик, м-да, и малолетка вдобавок; но он – правильный. Если его сегодня не выпустят, причём прилюдно и вовремя, я не завидую ни замам, ни начальнику.

– Вы будете меры принимать? – попытался изобразить такую же серьёзность более молодой, но у него это плохо получилось.

Между строк в воздухе повисло явно недостаточное понимание «хулиганом» последствий того, что Кол, помимо прочего, был официальным мультимиллионером. И, при желании (ещё и принадлежа к весьма определённой касте), вполне мог испортить жизнь кому угодно из охраны или режима даже самостоятельно (не говоря уже о «мохнатых ушах» и не говоря о том, что каста за Кола бы моментально вписалась за пределами заведения, всеми доступными средствами – пожелай он того).