Ещё через четверть минуты беседа автоматически зашла в тупик, а сам Моше получил комплект ключей, отказавшись делать допуски на свою биометрию (ну не идиот же он, добровольно в руки чужим отдавать такое. С такими «союзниками» и врагов не надо. Понятно, что если понадобится — то у них всё будет через минуту. Но и облегчать их работу собственноручно он не собирался).
Направление на гостиницу для младших офицеров ему указали из окна, а с ориентированием на данной местности проблем не было.
— Ну давайте, теперь сыграйте в плохих парней, — пробормотал он себе под нос на родном языке, обозревая девчонку и трёх парней, отделившихся от стены здания и направившихся к нему.
— Добрый день, — вежливо начала первой девчонка на местной версии Всеобщего.
Хмурые парни остались у неё за спиной. Все четверо, судя по ощущениям, были одарёнными.
Моше, ни слова не говоря, обогнул четвёрку по дуге и продолжил свой путь. У него мелькнуло на мгновение желание ответить на своём языке, но он решил не тратить времени: долгожданный душ был так близко.
— Вы — наш новый соискатель? — ничуть не смутилась девчонка, догоняя его и пристраиваясь рядом.
— Ваша внешность заставляет сомневаться в верности выбранной вами профессии, — сдержанно ответил на ходу Фельзенштейн, не поворачивая головы и не поддерживая заданную со старта тему.
— Что вы имеете ввиду? — мгновенно напряглась девица.
— Вы похожи на модель, — с чистым сердцем ответил Моше. — А вы что подумали?
Он благоразумно не стал уточнять, какого рода модель имелась виду.
— Спасибо… — уже более расслаблено поблагодарила собеседница. — Знали бы вы, сколько с этой внешностью проблем… Нам надо войти в это здание, — она тут же взяла быка за рога. — Но у нас нет допуска. Вы же всё равно идёте внутрь? Вы бы не могли провести и нас? Ровно до холла первого этажа.
— А пройдите-ка вы нахер, молодые люди. — Вежливо ответил Фельзенштейн, отрицательно качая головой. — Пожалуйста, не втягивайте меня в свои дела.
— Слушай, мудила, ты не понимаешь, с кем разговариваешь? — Подал голос один из следовавших сзади.
Моше мысленно проклял условия, по которым он должен был щеголять исключительно в местной форме без знаков различия.
— Давно зубами не плевался? — добавил второй голос.
— Давайте попробуем решить всё мирно, — лучезарно улыбнулась девица. — Вряд ли вам нужны неприятности.
— Именно поэтому я вам и говорю: идите нахер. — Флегматично парировал на ходу Моше, прикидывая, что же такое эти четверо натворят внутри гостиницы.
Что потом будет повешено на него, как на соучастника, с той самой целью: заставить поделиться всем, чем он может (в информационном плане, поскольку только его сводная рота последний раз вышла из пустыни относительно целая и в боеспособном состоянии).
— Слышишь, жидок, а ты не сильно ли много на себя берёшь? — подал голос третий из особей мужского пола, догоняя Фельзенштейна и кладя руку ему на плечо. — Ты что, правда не понимаешь, что сейчас с тобой будет?!
— Я очень хорошо понимаю, что надо делать, когда кто-то говорит мне «жид». — Всё так же непоколебимо вежливо ответил Моше и остановился, разворачиваясь.
Он основательно опустил на землю рюкзак, висевший на одном плече; затем аккуратно снял с носа очки, убирая их в специальный титановый футлярчик (снаружи покрытый дешёвым пластиком и выглядящий именно дешёвым пластиком).
После этого, не вступая в дальнейшие разговоры, без замаха зарядил последнему говорившему по зубам.
Ростом Фельзенштейн был под два метра, весом тоже хорошо за сотню (в килограммах, не фунтах). Многих регулярно вводили в заблуждение его очки, но тут ничего не поделаешь: когда по двое суток, без перерыва, с убитого монитора лично ведёшь беспилотники, сядет любое зрение.
Именно поэтому он никогда не носил линз: очки можно снять. Тогда глаза устают меньше, и работать со станцией можно нормально (собственно, это и есть основной плюс от близорукости).
В случае же необходимости лично пострелять (как и было в этот последний, злополучный раз, продлившийся несколько долгих недель), очки надеваются на нос гораздо быстрее, чем вставляются в глаза линзы.
А после последних, коротких, но достаточно интенсивных боевых действий (где его сводная рота ударных беспилотников оказалась в самой гуще событий), он приловчился стрелять и по размытому силуэту (без очков), и на слух, если ночью.
Не зря говорят, человек ко всему может приспособиться.
Говорливый антисемит упал, как подрубленный.
Чудесно понимая, что шансов против четырёх одарённых немного, Моше не стал рассусоливать. В людях он понимал неплохо, в жизни видел достаточно. Он понятия не имел, зачем этим местным учащимся нужно в гостиницу, ещё и нелегально. Но окажись он замешан в этом, можно ставить сотню против ржавой крышки от пива: его проблемы в этой стране после этого только начнутся. И никто не посмотрит на то, что он командировочный и вообще из другой армии.
Не надо было тогда спорить в штабе, блин… А лучше — вообще надо было валить из армии.