Альбом

— Не забудь, Луиза, запереть свою дверь!

— Я всегда это делаю, мама. А где альбом, который ты принесла вчера от Ланкастеров? Мне бы хотелось посмотреть фотографии.

Она удивленно на меня взглянула.

— Альбом? Я куда-то его засунула. Ах, да. Я отнесла его на третий этаж. Ты, конечно, не пойдешь туда сегодня?

— Я просто хотела узнать, где он находится, — ответила я ей уклончиво и вышла из спальни.

Была почти полночь, когда я услышала, что она погасила свет, щелкнув выключателем. После этого она некоторое время ворочалась в кровати. Я почти впала в отчаяние, когда наконец услышала ее ровное дыхание. Она уснула. Наконец-то я свободна. Следующие полчаса остались у меня в памяти как самые неприятные, приведшие меня постепенно к состоянию ужаса.

Не помню, говорила ли я вам, что в нашем доме и в доме Ланкастеров только одна лестница ведет на третий этаж. Она находится в заднем коридоре второго этажа, и именно на этой лестнице Мэри и Энни устраивали свою баррикаду. Поэтому первое, что я должна была сделать, это отодвинуть стулья. Казалось, у них столько же ног, сколько у сороконожки. С ними было очень трудно справляться в темноте. Когда я все же разобралась со стульями, поставив их у стены, и тихонько поднялась по лестнице, то сразу же наткнулась на таз с холодной водой, который тоже защищал нас от преступника. Я села на пол и заплакала.

Но времени у меня было мало. Поэтому, хотя я и потеряла к себе всякое уважение, так как ноги мои и подол платья были совершенно мокрыми, я все-таки добралась до кедровой комнаты, закрыла дверь и зажгла свет. Как и в такой же комнате у Ланкастеров, в потолке находилась дверца, ведущая на крышу. Я с беспокойством на нее посмотрела. Она была закрыта и заперта на засов. Несколько успокоившись, я начала поиски.

Искать было нетрудно. Жители нашего поселка не только завертывают в бумагу то, что хранят, но на каждом пакете пишут, что это такое. Поэтому передо мной оказались разнообразные пакеты с такими, например, надписями: «Первое вечернее платье Л.», «Шерстяное нижнее белье». Но альбома там не было, а ручные часы показывали уже пять минут первого.

Альбом мог лежать еще в одном месте — в моей комнате, где в детстве я делала уроки. Комната находилась над старой частью дома. Мама использовала ее теперь в качестве кладовки. И я направилась туда, хотя от страха по спине бегали мурашки. Мы помним все, что с нами случалось в детстве. И хотя прошло уже двадцать лет, я все еще помнила ужас, охвативший меня тем вечером, когда я была в комнате одна и зазвонил звонок, предупреждающий о том, что лифт, на котором из кухни поднимались всякие вещи, сейчас подойдет и привезет мне ужин на подносе. Но вместо ужина я увидела в лифте страшное, черное, гримасничавшее лицо.

Эта история наделала много шума в поселке. Я упала в обморок. И даже когда узнала, что это был Джордж Тэлбот, решивший меня разыграть, все равно не смогла окончательно избавиться от чувства ужаса. Поэтому, включив свет, я сразу посмотрела на лифт. Но дверь была закрыта. Я успокоилась и приступила к поискам.

Я нашла альбом. Он все еще был обернут бумагой и лежал на моем письменном столе. Я взяла его и стала осматривать комнату. Я опять превратилась в маленькую девочку, которой все время говорили, что она должна вести себя как маленькая леди. Потом почувствовала себя подростком, очень любопытным подростком, который хотел все время знать то, чего ему знать не следовало, по мнению взрослых. Потом превратилась в молодую женщину, поднявшуюся сюда, чтобы написать свое первое и почти последнее любовное письмо, горько плачущую потому, что замужество заставило бы ее покинуть свою мать, все еще горюющую после смерти мужа.

Но все же я чувствовала себя ребенком, оставленным в комнате один на один со своими страхами, с дверью в лифт, которая в любое время может открыться снова и в которой покажется гримасничающее чудовище. И тут, когда погасила свет и в темноте пробиралась в коридор, я услышала, что кто-то возится с дверью лифта.

Я не могла этому поверить. Я почувствовала, что каждый волосок у меня на голове встает дыбом, но все же не верила тому, что слышала. И не могла сдвинуться с места. Казалось, к моим ногам привязали гири, а сами они стали мягкими, как это иногда бывает в страшном сне, когда вы хотите убежать, но не можете. Кто-то продолжал возиться с дверью.

Я прекрасно знала эту дверь, которая не открывалась, а отодвигалась вверх. Я чувствовала, как она дюйм за дюймом поднимается. Все это делалось очень тихо. Время не играло роли, важна была только осторожность. Наконец ноги мои окрепли. И я побежала, как никогда не бегала, споткнулась о таз у лестницы и покатилась вниз вместе с тазом. Когда же оказалась на полу, мне не хватило воздуха, чтобы закричать.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Потом я услышала голос Мэри:

— Господи, спаси нас! Кто это?

— Все в порядке, Мэри, — задыхаясь, ответила я. — Извини, но это опять я. Споткнулась о таз с водой.

— Вы ушиблись, мисс?

— Нет. Кажется, нет. Мэри, в нашем кухонном лифте кто-то есть.