Альбинос

Колеса застучали по стыкам присыпанных песком бетонных плит, и водители снизили скорость. Машины катили между двумя рядами одинаковых серых построек, я мог заглянуть в окна, за которыми открывались просторные пустые помещения. Сквозь трещины в полах пробивалась чахлая трава.

Мы въехали на треугольную площадь. По правую руку шла поросшая колючкой канава, по левую – длинное приземистое здание, перед которым тянулся ряд открытых канализационных люков.

Водитель первого трицикла глянул назад, воевода подал знак увеличить скорость – гетман кивнул и снова пригнулся за листом брони. Машины начали разгоняться, когда что-то появилось из-за дальнего конца здания.

Сначала я решил, что это какой-то зверь… но ни у одного крымского мутафага нет трех сваренных вместе, торчащих вверх выхлопных труб, извергающих клубы вонючего черного дыма, по сравнению с которым сизые отрыжки наших двигателей казались нежным утренним туманом над рекой.

Машина напоминала животное, потому что ее покрывали меховые шкуры, прибитые прямо к капоту и багажнику. Из капота торчал кривой рог с нанизанным человеческим черепом.

Облаченный в неописуемую рвань полуголый водитель с протяжным воем крутанул руль, и машина помчалась наперерез первому трициклу.

– Огонь! – громовой голос Лонгина заглушил рев двигателей. Ефим схватил карабин, но так неловко, что тот выпал из рук, ударившись о дно короба. Ген вскинул свой, внизу воевода поднял пистолеты.

На крыше приземистого здания возникли силуэты с луками и копьями, из канализационных люков высунулись головы.

– Мутанты! – крикнул Ефим. – Мутанты-людоеды!

Трициклы рванулись вперед. Обвешанная шкурами машина, оставляя позади облако черного клубящегося дыма, с ревом приближалась. Позади водителя выпрямился во весь рост огромный человек… впрочем, не очень-то это создание смахивало на человека. Как и у некоторых кочевников, от его переносицы вверх шел ряд бугров, похожих на позвонки, делил надвое лысую башку и спускался по загривку к спинному хребту. Я не слишком хорошо разбирался в анатомии, но понимал, что это не может быть позвоночник, хотя иллюзия была полная. Мутант, облаченный лишь в набедренную повязку из сушеной травы и меховые сапоги до колен, был на две головы выше здоровяка Лонгина. Мне показалось, что на пальцах у него больше суставов, чем положено обычным людям.

В одной руке он держал длинное копье, обмотанное полосками меха, концы которых лохмотьями свисали с древка, в другой крышку от железного бочонка.

Несколько стрел, пущенных со здания, пролетели мимо. Ген стрелял, Ефим, ругаясь, пытался поднять застрявший между прутьев карабин. Людоеды выныривали из люков, спрыгивали с крыши и с воем бежали наперерез трициклам.

Первая машина почти достигла конца площади, когда у Гена закончились патроны. Оттолкнув Ефима, я схватил его карабин, вскинул и выстрелил – лучник, целящийся в нас с крыши, упал.

Застучал пулемет головного трицикла. Лонгин встал на подножке и поднял пистолеты, а мутант в машине, прикрываясь щитом, метнул копье. В последний момент водитель первого трицикла попытался отвернуть, но не успел – копье, пущенное с небывалой силой, ударило ему в спину. Оно вошло сбоку, пронзив торс, выбило кусок железа из лобовой брони. Сидящий за водителем гетман ничего не смог сделать – трицикл вильнул, накренился и улетел в канаву.

– Отдай! – крикнул Ефим, пытаясь вырвать у меня карабин.

Высокий мутант победно взревел, и тогда Лонгин выстрелил из всех четырех стволов. Пистолеты выплюнули яркие снопы огня. Я-то думал, его оружие заряжено пулями, но там оказалась дробь.

Она изрешетила щит, мутанта и его водителя. Великана залп бросил на сиденье, водителя вдавил в спинку, потом он качнулся вперед и пробил головой проволочную сетку, крутанув при этом руль. Передние колеса машины будто подвернулись, как у человека, неожиданно споткнувшегося обо что-то на бегу, и она взлетела, как с трамплина, бешено вращаясь.

– Голову пригни! – крикнул я, зарядив Ефиму такой подзатыльник, что тот повалился на дно клети. Мы с Геном присели, соскользнув с лавок. Перелетев через площадь, машина рухнула в канаву, оставив за собой широкую черную дугу дыма. Под нее, как под круто изогнутую арку, нырнул сначала наш трицикл, а за ним и последний. Миг – и площадь с бегущими людоедами осталась позади. Трициклы пронеслись по улице и вырвались на простор равнины, за которой начинался склон Крыма.

* * *

Арка упиралась в обрыв подо мной. Лежа на краю, я видел большую ее часть – полого уходящую вниз каменную полосу шириной шагов тридцать – сорок. Ветер нанес песка и земли, там пророс кустарник и мох, длинные лохматые бороды которого свешивались по краям Арки. Приземистое, но с очень толстым стволом и раскидистой кроной дерево росло примерно на середине той части светлой каменной дуги, которую я мог видеть отсюда.