Аламут (ЛП)

рука-сердце потянулось проверить искусство винодела:

В каждой капле - частичка меня

, а все капли вместе образуют отдельный мир.

 

"Вселенная в вас, а вы - во Вселенной. Да, Омар однажды сказал это".

Хасан погрузился в раздумья.

"Как я люблю его! Как я люблю его!" - шептал он, наполовину про себя.

заключила Мириам:

 

Книга стихов под веткой,

кувшин вина, буханка хлеба - и ты

рядом со мной, поющий в пустыне...

О, в пустыне был рай!

 

"Какая простая истина!" воскликнул Хасан. "Весна в цвету и девушка, наливающая вино в твой кубок. Кому после этого нужен рай! Но наша судьба - бороться с султаном и вынашивать свои темные планы".

Некоторое время оба молчали.

"Ранее ты собирался рассказать мне кое-что, ибн Саббах, - наконец сказала Мириам.

Хасан улыбнулся.

"Верно, я давно хочу тебе кое-что рассказать, но не знаю, как лучше это сделать, чтобы ты меня понял. Двадцать лет я носил в себе тайну и скрывал ее от всего мира, и теперь, когда пришло время впервые поделиться ею с кем-то, я не могу найти слов".

"Вас все труднее и труднее понять. Вы говорите, что уже двадцать лет носите в себе секрет? И этот секрет связан с этими садами? Со свержением иранского королевства? Все это очень мутно".

"Я знаю. Так и должно быть, пока я не объясню. Эти сады, эти девушки, Апама и ее школа, а в конечном итоге мы с тобой, замок Аламут и то, что за ним, - все это элементы долгосрочного плана, который я превратил из фантазии в реальность. Сейчас мы посмотрим, насколько верны были мои предположения. Вы мне нужны. Мы стоим на пороге великого эксперимента. Для меня нет пути назад. Мне трудно это выразить".

"Ты всегда меня удивляешь, Хасан. Говори. Я внимательно слушаю".

"Чтобы вы лучше меня поняли, я загляну далеко в прошлое своей юности. Как вы знаете, я родился в Тусе, и моего отца звали Али. Он был противником Багдада и Сунны, и я часто слышал дома разговоры об этих вещах. Все эти конфессиональные споры о Пророке и его наследниках казались мне чрезвычайно загадочными и притягивали меня с необычайной силой. Из всех воинов мусульманской веры Али был ближе всего моему сердцу. Все, что касалось его и его потомков, было полно тайны. Но больше всего меня трогало обещание, что Аллах пошлет в мир кого-то из его рода в качестве Махди, последнего и величайшего из пророков. Я спрашивал своего отца, просил его родственников и друзей рассказать мне, каковы будут признаки аль-Махди и как мы должны будем его узнать. Они не могли сказать мне ничего конкретного. Мое воображение разгорелось. В один момент я видел Махди в том или ином дайе или верующем, в том или ином сверстнике, а одинокими ночами я даже задумывался, не являюсь ли я сам ожидаемым спасителем. Я горел, я практически сгорал от желания узнать больше об этом учении.

"Потом я услышал, что в нашем городе скрывается некий даи по имени Амирех Зараб, который был полностью посвящен во все тайны пришествия Махди. Я расспрашивал о нем, и один мой старший двоюродный брат, который не особенно любил шиитов, сказал мне, что даи принадлежит к секте исмаилитов и что приверженцы этой секты втайне софисты и безбожные вольнодумцы. Теперь мне было действительно интересно. Еще не достигнув двенадцати лет, я разыскал его и тут же набросился на него с вопросами. Я хотел услышать из его уст, действительно ли доктрина исмаилитов - это всего лишь прикрытие для вольнодумства, и если да, то что это означает для прихода Махди. Амирех Зараб в тоне крайней насмешки начал объяснять внешнюю доктрину исмаилитов: Али был единственным законным наследником Пророка, а сын Исмаила Мухаммед, восьмой по линии Али, когда-нибудь вернется на землю как аль-Махди. Затем он разделил волосы по поводу других шиитских сект и осудил тех, кто считал, что двенадцатый имам, который не будет из рода Али, явится верующим как аль-Махди. Все эти разборки между отдельными людьми показались мне банальными и жалкими. В них не было ни малейшего намека на тайну. Я вернулся домой неудовлетворенным. Я решил, что с этого момента не буду беспокоиться об этих доктринальных спорах и, подобно своим сверстникам, буду наслаждаться более легкодостижимыми вещами. И, возможно, мне бы это удалось, если бы через год в нашем городе не появился другой исмаилитский рефик по имени Абу Неджм Сарадж. Все еще злясь на своего предшественника за то, что он не смог открыть мне никаких тайн, я разыскал его и начал высмеивать за педантичность его учения, которое, по моим словам, было таким же нелепым, как и суннизм. Я сказал, что ни он, ни его приверженцы не знают ничего определенного о пришествии Махди и что они просто водят за нос бедных, ищущих истину верующих.