Аламут (ЛП)

"Вечно ты шутишь, вечно ты шутишь", - ответил Абул Фазель с кислой улыбкой. Ему было немного обидно, потому что он подумал, что Хасан снова над ним смеется.

"Я не шучу, нет, старина, - бодро сказал Хасан. "Я просто говорю немного притчами. Говорю тебе, я приготовил такие сюрпризы, что люди не поверят своим ушам. Я собираюсь показать всему миру, какие чудеса может творить вера".

Затем он продолжил диктовать указания. Наконец он отдал приказ Абу Али.

"Сообщите всем о задачах, которые я перед ними поставил. Выберите своих гонцов и напишите соответствующие приказы. Они должны отправиться в путь немедленно. Пусть Абдул Малик перед отъездом приведет ко мне моих дочерей. Как только вы обо всем позаботитесь, соберите всех мужчин и скажите им, что султан объявил нам войну. Прикажи послушникам готовиться, потому что завтра утром начнется их испытание. Будь с ними тверд и требователен, выжми из них все, на что они способны. Пригрозите им, что они не получат посвящения. Но завтра вечером вы соберете их в мечети и посвятите в федаины. Сделайте это самым торжественным моментом в их жизни и их высшим достижением в этом мире. Все это по образцу, который мы с вами испытали в Каире... Все понятно?"

"Совершенно ясно, ибн Саббах".

Хасан отпустил обоих стариков. Он растянулся на подушках и еще раз обдумал все меры, которые только что принял. Убедившись, что не упустил ничего важного, он безмятежно уснул.

Все это время мужчины стояли и ждали во дворе под палящим солнцем. Они наблюдали, как их старшие офицеры подолгу исчезают в здании верховного главнокомандующего. Солдаты едва сдерживали свое нетерпение.

Послушники были собраны в два ряда перед своим зданием. Они стояли прямые, как кипарисы, и свирепо смотрели вперед. Честь быть выбранными для сопровождения старого сановника все еще наполняла их гордостью, но постепенно их терпение тоже истощилось.

Сулейман первым нарушил молчание.

"Я хотел бы знать, что происходит", - сказал он. "Может быть, этому обучению все-таки придет конец".

"Думаю, ты хотел бы обзавестись бородой еще до того, как у тебя появится персиковый пух", - насмехался над ним Юсуф.

Ряды захихикали.

"Ну, я думаю, ты боишься, что жир на твоем животе растает", - ответил Сулейман. "Вот почему ты не проявляешь особого энтузиазма, когда звучат барабаны и труба".

"Мне просто интересно, кого из нас враг заметит первым".

"Ты, несомненно. С твоими длинными хвостами ты будешь гордо торчать у меня из-за спины".

"Прекрати", - вмешался ибн Тахир. "Ты еще даже не знаешь, где находится лев, с которого ты собираешься снять шкуру".

"Если бы я был мухой, я бы слышал, о чем сейчас говорят командиры", - сказал Обейда.

"Тебе было бы еще приятнее быть мухой, когда появится враг", - усмехнулся Сулейман.

"Если бы герои побеждали в битвах с ядовитыми языками, ты был бы первым среди них", - ответила Обейда. "Весь Иран трепетал бы при виде тебя".

"Хм, некая Обейда тоже затрепетала бы при виде моего кулака", - ответил Сулейман.

Мимо поспешил сержант Абуна. Он шепнул ожидающим юношам: "Похоже, дела пойдут в гору, парни. Войска султана приближаются к нам".

Они замолчали. Сначала они почувствовали тревогу, но постепенно это чувство уступило место энтузиазму и дикому возбуждению.

"Наконец-то!" сказал Сулейман, и эти слова прозвучали из глубины его сердца.

Они обменялись взглядами. Их глаза и щеки светились. Время от времени то один, то другой из них улыбался. Их воображение начало работать. Они видели перед собой героические подвиги, видели себя, выполняющими трудные задачи, зарабатывающими славу и бессмертие.

"Проклятье! Когда же закончится это ожидание?" Сулейман вышел из себя. Он не мог больше находиться в состоянии покоя. "Почему бы им не приказать нам выступить и атаковать неверных?"

Абуна и еще двое мужчин вели через двор трех лошадей - двух черных и арабскую Абу Али.

Кто-то прошептал.

"Сайидуна собирается выступить".

Слово пронеслось по рядам.

"Что? Кто будет говорить?"

"Сайидуна".

"Кто сказал? Аравиец принадлежит Абу Али, а один из черных коней - капитану".

"Так кто же третий?"

Стражники у входа в здание верховного командования стояли, напряженно прислушиваясь, и держали оружие наготове. Из здания вышли великий дай и другие командиры. Абу Али, капитан и даи Ибрагим сели на лошадей, которых вывел сержант. Остальные командиры направились к своим отрядам, встали перед ними и приказали повернуться лицом к зданию верховного главнокомандующего.

Абу Али и двое его сопровождающих рысью вышли на край верхней террасы. Он поднял руку, призывая к тишине. На обеих нижних террасах воцарилась смертельная тишина. Гранд-даи слегка приподнялся в стременах и властным голосом воскликнул.