Алая сова Инсолье

— То есть мой голос ты слышала, а о чем мы с ними разговаривали — нет? — Скепсис так и лился из моих слов.

— Я не успела.

— Хорошо, будем считать, что верю. Начнем с другого. Что ты вообще забыла в этой подворотне, святое несчастье?

— Хрюшу.

Я не удержался, остановился и закатил глаза. Ну кто бы сомневался! Выдохнул в сторону и покрепче перехватил тощее тело. Она вообще ничего не весит. Может, ей к ногам гири привязать? И сама далеко не убежит, и ветром не унесет.

— Ты, идиотка, полезла одна. Без меня. Даже не предупредив.

— Я не полезла. — Это спокойствие в голосе только еще больше бесило. — Я отвлекла и убежала. Вместе с тобой.

— Да забудь ты о моих корешах! Ты, дура, одна вышла почти голая из охраняемой комнаты в город, где каждый второй хочет свернуть тебе шею! — выпалил я свирепо, сдерживая желание придушить идиотку собственными руками. — Ради, шатт тебя дери во все дыры, мертвой свиньи!

— Мертвой?! Ты сказал, что Хрюша в порядке… — Вот теперь она задергалась, пытаясь выбраться из моих рук. Ага, щазз. Так я и отпустил.

— Он был дохлым при первой нашей встрече. За тобой шляется кадавр, не знала? — Может, хоть теперь-то сообразит, во что вляпалась?

— Что такое кадавр? — Она по-настоящему удивилась, но тут же прикусила язык, словно ляпнула лишнего. Хм… Ах да. Откуда святой знать классификацию тварей, которую используют некроманты внутри своей системы?

— Нежить, девочка. Так что в принципе жители были не так уж неправы, посылая тебя на костер. Может, вернуть им тебя, раз ты так стремишься самоубиться?

— Хрюша хороший, и он никому не делает зла. — Она пожала плечами. Тьфу, святая же, что с нее взять.

— Докажи это церкви и своим сжигателям.

— Зачем? Ты ведь уже доказал.

Ну да, в логике этой бессовестной заразе не откажешь. Упырь на площади воет от души, пару раз отрыгнул пряжки от поясов тех невезучих пьяниц, которыми закусил ночью. Все сразу увидели, что «Хрюша» ни при чем. Особенно когда я пообещал ноги выдернуть каждому, кто снова начнет попусту молоть языком.

— Уже начинаю об этом жалеть.

— Врешь. — Она улыбнулась. И от этой улыбки мне стало не по себе. Потому что неправильно, с чего бы мне сейчас хотеть улыбнуться в ответ? Да не дождетесь!

— Сейчас отнесу в кровать, привяжу, и будешь спать! Завтра свою нежить сможешь понянчить, ничего ему не сделается, даже если пару ног на холодец пустят.

Девица опять возмущенно дернулась.

— Я сказал, привяжу! Чтоб неповадно было чужие штаны воровать, — добавил мстительно, пинком открывая дверь в трактир.

Глава 15

Алла

Да, неловко получилось. Но кто же виноват, что у спасительного головореза такие подозрительные приятели? К тому же они все впятером светились нехорошим настроением, а те двое, что зашли ему за спину, еще и двигались как-то очень вкрадчиво.

— Теперь вся команда будет ржать как ишаки, отсюда и до зимы. Это ж надо — их командира украла какая-то баба! Слепая! Это ж, блин, даже не спишешь на любовь с первого взгляда! — то ли схохмил, то ли выругался он, сердито топая по всем скрипучим ступенькам.

— Лучше пусть смеются, чем хоронят, — несмотря на чувство неловкости, виноватой я себя не считала. Я ведь не пакость ему сделать хотела, а помочь. И в этом случае перебдеть — оптимальное решение.

— Штаны отдай, спасительница, — меня довольно бесцеремонно сгрузили на кровать в том самом номере гостиницы, откуда я совсем недавно ускользнула, и дернули за означенный предмет одежды. — Спать! А то вправду привяжу.

— Я уже несколько суток только и делаю, что сплю.

— Потому что это самое безопасное состояние, в котором ты вообще способна существовать! Как для тебя самой, так и для окружающих!

Забавный парень. Я не чувствую в его прикосновениях пошлой похотливой липкости. Скорее он злится, беспокоится и… бережет. Так странно, ярится вовсю, шипит, ворчит, полыхает возмущением. И ни одним движением не передает эти чувства телу. Обращается, как с драгоценной поклажей. Еще и ревностно охраняет, порыкивая на каждого, кто приблизится.

Может, и правда поспать? Тем более, что спаситель и не думает на этот раз уходить, оставляя меня. Уселся на пол возле кровати, откинувшись на нее спиной, сопит. Расслабленно. Сам уснул, что ли?

Нет, не уснул. Стоило мне попытаться тихо привстать — вскинулся и забурчал, как потревоженный сторожевой пес:

— Еще одно движение и мне станет плевать, что ты якобы больной человек. Вырублю рукоятью меча по темечку. Тем более, не думаю что это как то навредит, может даже наоборот — от встряски извилины на место встанут.

— Прости. Мне надо в уборную.

Ой… кажется, я сказала что-то не то. Иначе почему он застыл, только ресницами своими мультипликационными моргает. И дышит странно. Здешней святой не положено признаваться в таких низменных потребностях? Она как принцесса — не какает?

Но я-то не святая. И не принцесса. Мне надо. И что делать? Кстати… пока я тут лежала почти без сознания, как с этим делом обходилось? Не помню…