Алая нить

– Ты делаешь фильм о глобальном явлении – снеге, а мы уже в третий раз приезжаем в Россию. Зачем? По-моему, одной командировки и пятнадцати минут интервью с домбайскими альпинистами вполне достаточно для часового фильма.

– Это мой фильм, – бурчит Лола, – а в России снежный покров оказывает самое большое влияние на жизнь людей. Твое дело – слушать и снимать.

– У нас уже километры пленки потрачены на мультикары, погрузчики и вакуумные пылесосы, а на экране появятся самые красивые секунд на пять.

– По-твоему, я делаю много лишней работы?

– Да. Лишней, а то и вовсе ненужной.

– Ненужной?! – захлебывается обидой Лола. – Например?

Хосе нажимает кнопки «Бетакама», поворачивает Лоле экран.

– Вот это зачем?

В камере розовощекий, упитанный малыш младшего школьного возраста вдохновенно читает:

…Под голубыми небесами,
Великолепными коврами,
Блестя на солнце,
снег лежит…

Картинку с ребенком сменяет женщина средних лет, которая декламирует:

… Он лег на землю и на крыши,
Всех белизною поразив.
И был действительно он пышен,
И был действительно красив…

– Ты можешь объяснить, на кой тебе эти кадры? Ты понимаешь хоть слово?

– Можно перевести, но необязательно. Смысл в том, чтобы сравнить жизнь, показать общность людей. Везде, где бы ни жил, человек восхваляет свою природу. Пусть этот московский мальчик лопочет про снег: я запущу вслед за ним мексиканскую девочку, декламирующую отрывки из «Будем как солнце»[107].

– Все равно, – упрямится Хосе, – ты все это могла отснять на Домбае: и уборку улиц, и чистку крыш, и «конкурс чтецов». Сибирь и Москва – напрасная трата времени.

– В Москве – хорошая техника и широкие проспекты, а в Сибири снег другой.

– Чего? Как это другой?

– Я читала, что там, бывает, с неба падают снежинки диаметром до тридцати сантиметров. И это похоже на огромные, пушистые белые меховые шапки.

– Там не было такого.

– Не было. Но нам могло повезти.

– Ты сумасшедшая!

– Поосторожней, если не хочешь оказаться в Якутии.

– А что в Якутии?

– Минус сорок, и вместо снега на лицо будут падать острые иглы льда.

– Нет уж, лучше в ЮАР!

– А что в ЮАР?

– Сильнейший снегопад, размыты дороги. В общем, Мерида месяц назад.

– Откуда ты знаешь?

– С утра сказали на «Евроньюс».

– И ты молчал?! – Лола быстро набирает номер в мобильном и обращается к администратору телекомпании в далекой столице штата Юкатан: – Анхелика, милая, мне срочно нужны два билета Москва – Йоханнесбург или Москва – Кейптаун.

– Нет, – стонет Хосе, а Лола, сияя, подмигивает:

– Да!

4

– …Нет, я не чи-тал Дось-то-евсь-ко-го.

Соня не слышит, что последнюю фразу студент повторяет уже в четвертый раз. Заданный текст осилен, и группа ценителей русского языка ожидает ее реакции. Преподаватель не следит за правильностью диалога, мысленно она проговаривает совсем другое.

– Соня? – Тоненькое, неуверенное и счастливое.

– Здравствуй, мой хороший. Это мама. Как у тебя дела? Ты кашку кушаешь?

– Дя.

– Бабушку слушаешься?

– Дя.

– Кто разговаривает с Микой?

– Соня.

– Я уже скоро приеду, милый. Мама так по тебе соскучилась. А ты по мне?

– Дя.

– По кому ты соскучился?

– Соня.

– Что тебе привезти, родной?

– Поню.

– Ты хочешь пони? Мама привезет тебе пони, договорились?

– Дя.

– Кто привезет Мике пони?

– Соня.

– Со-ня, – осторожно трогает ее за плечо удивленный студент, – ми за-конь-чи-ли.

– Да? Извините? Где мы остановились?

– Нет, я не чи-тал Дось-то-евсь-ко-го.

– Очень хорошо. То есть если не читали Достоевского – это плохо, а произнесли вы хорошо.

– Я чи-тал, там то-же би-ла Со-ня.

– Да? Ах, ну да, Мармеладова.

– Лю-би-ла Ро-ди-о-на.

– Да. Точно.

– Но ви с ней не по-хо-жи.

– Наверное, нет.

С литературными персонажами Соня себя не сравнивала, тем более с такими. Школьная программа, вихрем проносящая подростков по классике, оставляет воспоминания о «живодере» Герасиме, «недалекой» Наташе Ростовой, «проходимце» Печорине и «проститутке» Сонечке Мармеладовой. Историк Зырянская, конечно, понимает, что все они – герои своего времени, но размышлять о писательском замысле и истинном характере произведений у нее нет ни сил, ни времени, ни желания.

– Ви дру-га-я.

– Надеюсь. К тому же, насколько я помню, героиня Достоевского была блондинкой с голубыми глазами, чего обо мне никак не скажешь.

Несколько продвинутых учеников благосклонно смеются. Остальные фальшиво улыбаются и смотрят на товарищей пустыми глазами.

– Ладно, оставим это. У нас не урок русской литературы, в которой я, признаться, не слишком сильна, – говорит Соня на немецком, – давайте перейдем к следующему диалогу.

– Мармеладова – покорная, идущая на поводу у судьбы, – упрямо продолжает искать отличия австриец уже на родном языке.

– А я нет?

– Думаю, нет. Вы приехали в чужую страну, работаете, идете к намеченной цели. Разве обстоятельства могут заставить вас свернуть?

«Еще как!»

– Я не знаю.

– Героиня Достоевского не ищет выхода, идет по самому легкому пути.