Аквитанская львица

Король хотел что-то сказать, но не решался. Музыка раздражала его, сбивала. Он огляделся. Покои королевы были обставлены куда богаче, чем у короля. Тут было много шелка и бархата, серебряной вышивки и золотой тесьмы. Когда-то он попадал сюда, как в сказку, и мгновенно вспыхивал, стоило юной супруге обнять его. Здесь все притягивало Людовика прежде, одурманивало, ослепляло. И теперь — все та же высокая постель. Но сердца людей отныне бьются иначе.

— Не в Рим ли едет твой гонец? — выдавил он наконец-то из себя вопрос, который обжигал как уголь, положенный на ладонь.

Алиенора перестала играть, взглянула на мужа.

— А что ему делать в Риме? — Она неторопливо отложила инструмент. — Скажи мне, Людовик, что?

Она вновь бросала ему вызов. Три страшных слова: «Ты хочешь развода!» — разрывали ему глотку, но так и остались невысказанными.

— Я не верю тебе, — вместо этого тихо сказал он. — Никогда не верил!

— И напрасно, милый, — ледяным тоном произнесла она.

— Напрасно?! — язвительно усмехнулся он. — Значит, напрасно…

Людовик быстрым шагом вышел из покоев королевы, но так выходит тот, кто скоро собирается вернуться. Все так и случилось. Людовик влетел в покои со шкатулкой в руке и поставил ее на ночной столик. Не сводя глаз с королевы, он открыл крышку и вытащил распечатанный свиток. Алиенора прищурила глаза и тотчас вспыхнула — она уже знала, что это.

— «Милая Алиенора!» — прочитал король, но следом торопливо нахмурился. — Все читать нет необходимости. — Глаза его забегали по строчкам. — Так-так. «Даже если понтифик не сумеет поднять весь христианский мир, прошу тебя, собери войско и направь его в Святую землю. Прошу тебя во имя Господа, наших близких, которых уже нет с нами, нашей общей крови». — Людовик усмехнулся. — А вот и она, сладкозвучная концовка. «Я помню ту ночь в Бордо — я не забыл ничего». — Последние слова он произнес с особым выражением. — «Твой любящий дядюшка Раймунд, князь Антиохии».

— Так ты обворовал меня?! — возмущенная до глубины души и уязвленная до боли воскликнула Алиенора.

— Нет ничего в пределах Иль-де-Франса, что было бы не мое, — в ответ холодно усмехнулся король. — Так что же было в ту ночь в Бордо?

Она не отвечала ему. И тогда Людовик вытащил из шкатулки еще один хорошо знакомый королеве предмет — тонкий кинжал. А ведь она позже искала его! Это был тот самый кинжал, который Алиенора приставляла к сердцу во дворце Рожера Сицилийского, думая заколоть себя.

— Он выпал из твоих рук, когда ты лежала без памяти на постели, в Потенце, узнав о гибели князя Антиохии, — Людовик в гневе шагнул к ней. — Племянница так горюет о дядюшке, что едва не кончает жизнь самоубийством?!

В руке он держал злополучный кинжал, но королева, исполненная презрения к мужу, устроившему обыск в ее вещах, старалась забыть о страхе и не замечать оружия.

— Что же было в ту ночь в Бордо? — повторил он вопрос и рассек лезвием воздух, точно отмахнулся от навязчивого призрака. — Что?

— Ночная прогулка, не более того, — холодно улыбнулась Алиенора. В ее глазах было все больше упрямства и вызова. — Ты и впрямь так хочешь узнать, какое место на земле я считала раем? — Алиенора не отпускала взгляда супруга. — Так хочешь или нет?

В гневе королева готова была выложить ему все. Но Людовик только сокрушенно покачал головой.

— А ведь однажды я мог убить тебя, — сказал он. — В то утро ты лежала в постели, а я стоял над тобой с мечом. Я только что вернулся из Розового дворца — из вашего рая.

Людовик положил кинжал на стол. Она же, задохнувшись от этого признания, вцепилась в рукоять кресла, но Людовик, занятый своими переживаниями, не заметил ее чувств.

— Будь он проклят, этот ваш рай, — глухо сказал король. — И твой князь Антиохийский, гори его душа в аду!

Розовый дворец! Вот почему отъезд из Антиохии был так скор! Но Алиенора быстро справилась с собой и гордо встретила взгляд мужа:

— Позаботься лучше о своей душе, Людовик.

Он больше не произнес ни слова. Скрутил на ее глазах свиток и с ним вышел из покоев королевы.

8

Этот разговор между супругами состоялся в октябре, а в ноябре весь двор двинулся в путешествие по владениям Людовика и Алиеноры. За венценосной четой следили все без исключения — и южане, и северяне. И те, и другие с недавнего времени держались порознь. Свиту короля составляли ненавистные Алиеноре тамплиеры, свиту королевы — ее отчаянные аквитанцы Гуго де Лузиньян и Сельдебрейль. Отношения короля и королевы походили на плотину, которая должна была вот-вот прорваться. И она прорвалась — сразу после Рождества, которое супруги в окружении двора провели в Лиможе.

В Божанси, куда они въехали, пожаловал Жоффруа де Ранкон — еще один верный слуга своей королевы — с небольшим, но хорошо вооруженным отрядом аквитанских рыцарей.