Аквилонский странник

Но приемных родителей Азалии там не оказалось. Хижина, где выросла девушка, стояла наполовину развалившаяся – никто не решился запять ее или хотя бы позаимствовать оттуда какие-либо вещи. Все, конечно, знали, кому теперь родня эти простолюдины, и не посмели бы переступить порог их дома, даже брошенного. Соседи рассказывали, будто, получив от графского управляющего большие деньги, оба супруга оставили свое прежнее жилье и отправились в другие края.

– Но где мне искать их? – спрашивал граф то одного, то другого крестьянина.

Все дружно качали головами. Никому не было известно о намерениях родителей Азалии. Да и для чего было выяснять подобные вещи? Господин граф ведь четко высказал свое пожелание – более двух лет назад: госпожа графиня не должна видеться с людьми, которые заменили ей родителей.

– Я горько сожалею о том, что сделал, – признался граф.

Крестьяне вполне сочувствовали ему, но это ничуть не помогало делу.

Тогда Азалия тихо обратилась к мужу.

– Господин мой, позвольте мне продолжить поиски – а сами возвращайтесь домой, – попросила она.

Граф – сам не зная как – дал согласие…

* * *

– Больше я не видел ее, – заключил он.

– Это все? – удивился Гэлант Странник. Мак-Гроган пожал плечами.

– Боюсь, что так. Разумеется, когда она не вернулась – ни через день, ни через месяц, – я отправил большой отряд на поиски. Мои люди рыскали повсюду, расспрашивали всех прохожих, странников, купцов, попрошаек и крестьян, обваривали каждую лачугу из тех, что иногда встречаются в безлюдных местах. Им было велено подбирать любую вещицу, которая. хоть как-то могла бы указывать на пропавшую графиню. Увы, поиски ни к чему не привели.

Тогда я выехал сам. Мне казалось, что любящее сердце приведет меня к Азалии. Я отсутствовал больше года – она исчезла. Не нашел я и тех людей, что вырастили мою жену. И тогда я смирился.

Я больше не женился. Мне казалось это слишком жестоким. Если бы, к примеру, я позволил себе привязаться к какой-нибудь женщине, ввел бы ее в свой дом, на свое ложе… Она бы родила мне новых детей… И тут – я не оставлял надежды никогда, за все эти годы, – внезапно вернулась бы моя Азалия! Что бы она сказала, если бы увидела, что я не ждал ее, что ее место занято?

– По-моему, ты слишком много значения придаешь той давней истории, друг мой, – сказал Гэлант. – Азалия сама оставила тебя. Если бы она вернулась, как ты говоришь, и увидела, что ее место занято, она поняла бы тебя. В конце концов, она исчезла почти двадцать лет назад! Ты вправе был счесть ее умершей…

– А как быть с новой женой? – горько произнес граф. – Я ведь думал и о ее чувствах. Каково было бы ей узнать, что все эти годы ее супруг втайне не переставал любить женщину, которая давно оставила его? И вдруг встретить соперницу лицом к лицу – и быть побежденной ею!

– В твоей власти было бы не позволить Азалии «победить», как ты выражаешься, – Гэлант вздохнул. – Впрочем, что говорить о том, чего не случилось! Теперь я лучше понимаю тебя. Понимаю твое нежелание устраивать в замке пышные приемы, твое стремление жить уединенно, довольствуясь простыми развлечениями, которые здесь возможны, – вроде охоты или беседы со старым приятелем… Надо сказать, что ты никогда не производил впечатления человека, сломленного тайным горем.

– У меня есть тайна и есть печаль, – кивнул граф, – но горя нет, потому что в глубине души я убежден в том, что Азалия до сих пор жива. Я не переставал ждать ее…

– Но какое отношение все это имеет к исчезновению твоего сына?

Гэлант вернулся к болезненной теме.

Мак-Гроган встал и стремительно зашагал по комнате. Его волосы резко взлетали надо лбом, когда он встряхивал головой.

– Мой сын! Неужто ты не понял, сказитель? Я рассказал тебе о его матери почти все, что знал сам! Дуглас – не только мое дитя, в его жилах течет кровь Азалии… Кто знает, какова эта кровь на самом деле? Она была не из простых, в этом сходились решительно все. Да и кто бы мог подумать иначе, увидев ее изысканную красоту… пока эта красота не начала увядать. Но и умирающая красота моей жены сохраняла странную изысканность, какая иногда встречается у мертвых цветков, сорванных осенним ветром.

Ты опасаешься, что Дуглас унаследовал от матери это свойство? – осведомился сказитель. – Быть может, юноша заметил первые признаки угасания своей красоты? Граф с покаянным видом кивнул.

– Я должен был обращать на него больше внимания. А я был занят охотой, развлечениями…

– Да еще и я приехал, мой друг, – подхватил сказитель. – Не упрекай себя. Я внимательно рассмотрел Дугласа в первые же часы нашего появления в замке. Он красив и свеж – и никаких примет скорого увядания. Поверь мне, сейчас я говорю тебе чистую правду. Как, впрочем, и всегда.

Граф стиснул пальцы и хрустнул ими.

– Итак, остается лишь одно наиболее вероятное предположение: к исчезновению моего мальчика имеют отношение какие-то тайные враги. Быть может, те самые, что некогда похитили Азалию.

– Ты уверен в том, что Азалия была похищена?

– Но ведь она исчезла!

– Не исключено, что она исчезла добровольно.

– Зная, как я люблю ее? Как я страдаю без нее? Немыслимо!