– Правильно, – угрюмо буркнул в ответ Лобков.
– Тогда я вам предлагаю вот что, – продолжал Людерсдорф. – Обмозгуйте все как следует, не спешите, перед отъездом в Москву обязательно встретьтесь с итальянцем, у него кое-что есть очень интересное для вас, в Центре пройдет на «ура». Приедете из отпуска, оставьте записку под дверью, напишите только дату и время, больше ничего. Я буду вас ждать здесь. Тогда спокойно все и обсудим, выработаем надежные условия связи. Вы человек умный и рассудительный, уверен, все будет о’кей! – Кирилл поднял свою рюмку, протянул ее Роману, они чокнулись и выпили. – Возьмите деньги и не жалейте их, – сказал Людерсдорф, отпуская Лобкова. – Черкните вот здесь для бухгалтерии, – пододвинул он небольшой листок, на котором было напечатано несколько строчек.
Лобков мельком пробежал глазами текст и расписался.
– Ну, а теперь, – пряча в карман расписку, продолжал американец, – желаю вам хорошо отдохнуть. Кланяйтесь от меня России-матушке и до встречи в сентябре.
Они молча пожали руки, и Лобков быстро вышел из квартиры.
Проводив гостя, Людерсдорф налил себе еще водки, выпил и тяжело опустился в кресло. Он почувствовал какое-то внутреннее опустошение вместо радости от очередной одержанной победы. У человека так бывает: после достижения поставленной цели вместо радости вдруг наступает депрессия и апатия. Кирилл вышел на улицу, остановил такси, сел на заднее сиденье, коротко бросив шоферу: «Шератон». Приняв душ в гостинице, Людерсдорф позвонил в Вашингтон и условной фразой в разговоре сообщил:
– Доложите директору, операция проведена успешно.
Телефонный звонок застал Лобковых в постели. Было уже десять утра, но супруги еще спали, потому что вчера поздно прилетели самолетом из санатория и добрались до дома за полночь. Как всегда, отправка из сухумского аэропорта превратилась в настоящий штурм самолета, который пассажиры брали на абордаж. Долго дожидались рейса на Москву, который постоянно откладывался по непонятным причинам. Наконец с опозданием на несколько часов объявили посадку. Измученные от ожидания и жары, пассажиры, не соблюдая никакие правила, ринулись толпой к трапу с сумками и баулами с фруктами. Был сезон сбора мандаринов, и шустрые торгаши стремились в Москву на рынки. Уговоры администрации соблюдать порядок не действовали, южный темпераментный народ лез по трапу в самолет, рискуя сломать себе шею. Трап качался под тяжестью и мог в любое мгновение рухнуть, но это людей не останавливало. Лобовым, отвыкшим за границей от таких диких порядков, удалось каким-то образом оказаться на борту самолета. Они даже не поняли, как это случилось, их просто туда внесли. Когда машина поднялась в воздух, оказалось, что еще были свободные места.
Во Внуково действовали свои московские порядки. Около двух часов пришлось ожидать багаж, поймать такси было невозможно, рейсовые автобусы почему-то не ходили. Лобкову удалось с трудом найти частника, шофер обрадовался и сразу согласился, когда Виктор дал ему какую-то иностранную безделушку. За несколько пачек сигарет «Мальборо» довез до дома и/ как показалось Роману, был страшно рад, благодарил и помог донести багаж до подъезда дома.
По долетавшим до слуха Романа из прихожей отдельным словам Лобков понял, что жена разговаривала по телефону с кем-то из категории VIP [16], как он имел обыкновение выражаться. Сонный, недовольный вначале голос супруги мгновенно переменил свой тон и зазвучал радостным колокольчиком. То и дело в ее речи повторялись слова: большое спасибо, с удовольствием, конечно, обязательно.
Через несколько минут жена с шумом ворвалась в спальню с довольной улыбкой и объявила:
– Вставай, соня, Мария Ивановна в субботу приглашает нас на юбилей в Апрелевку. Давай думать, что подарим. На таких людей нельзя скупиться.
«Надо же, – мелькнуло в голове у Лобкова, – толстяк-то как в воду глядел».
Сон уже как рукой сняло, и он, загадочно улыбаясь, проговорил:
– Знаешь, дорогая, я предвидел, что мы будем среди приглашенных, и припас кое-что загодя перед отъездом в отпуск.
– Ты шутишь или серьезно? Ты меня удивляешь, никак не ожидала от тебя такой прыти, что переплюнешь меня в бабьих делах, – удивленно, с недоверием, широко открывая свои миндалевидные черные глаза проговорила Раиса. – Давай показывай, если не шутишь, что ты там припас?
Роман не спеша, поддразнивая жену, сгоравшую от нетерпения и любопытства, сел на кровать, пошарил голыми волосатыми ногами по полу, отыскивая шлепанцы, встал и вышел из спальни. В гостиной он взял свой модный дипломат фирмы «Самсонайт», набрал шифр и, открыв его, вынул небольшую коробочку, завернутую в золотистую бумагу, перевязанную красной ленточкой с бантиком. Войдя в спальню, Лобков протянул коробочку жене и сказал:
– На, открывай, только осторожно, чтобы упаковку не нарушить, и оцени наш с тобой подарок Марии Ивановне.