Аквариум – 3

– Ну вот, – начал объяснять Буров. – Это очень сложный прибор двойного использования. Его можно использовать для чисто научных и военных целей в атомной промышленности. У меня есть заказ на несколько анализаторов Фурье для университета в Осло. Можно попробовать ваш заказ присоединить к норвежскому. Короче, что-то можно придумать, но это будет стоить больших денег. Надо кое-кому дать, чтобы все прошло гладко. В эмбарговых товарах есть еще одна сложность. Американцы иногда проверяют, где и как используется поставленное ими оборудование. С этой целью могут через своего советника по науке и технике в посольстве проверить поставленное оборудование. Представьте себе такую ситуацию, я закажу вам прибор, назову ложного конечного покупателя, а американцы через пару месяцев после поставки прибора проверят. Что мне тогда делать?

Буров в конце концов взялся поставить образец анализатора Фурье. Через этот канал было добыто много важных образцов техники и после отъезда Дронова в Союз. Несмотря на антисоветизм Бурова, он прекрасно работал. Его прежде всего привлекала большая прибыль: он получал деньги наличными и скрывал свои барыши от уплаты налогов.

Работа с Буровым по образцам эмбарговой техники была хорошей школой для Дронова.

Последний год загранкомандировки пролетел как одно мгновение.

В июне 1962-го Виктор провел последние встречи с Адамсом, прибывшим в Стокгольм читать лекции. От него получили несколько документов в соответствии с перечнем. Договорились, что Адамс через конспиративный адрес сообщит место и время своего очередного прибытия в Европу в следующем году.

15 сентября 1962 года Дронов стоял на верхней палубе теплохода «Михаил Калинин» и махал рукой провожающим его товарищам. Он прощался со страной, которую успел полюбить и которой никакого вреда не причинил. На душе было радостно и тревожно. Радостно от предстоящей встречи с Родиной, от недавней шифровки из Центра, в которой сообщалось, что Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное выполнение заданий командования его наградили орденом «Красной Звезды», тревожно оттого, что его ожидало в будущем.

Глава 2 НЕСОСТОЯВШАЯСЯ КАРЬЕРА

Дронов шагал по коридору одиннадцатого этажа ГРУ и вспоминал, с каким трепетным волнением шел здесь впервые четыре года тому назад, получив назначение после окончания академии. Ему казалось тогда, что он попал в какой-то совершенно другой таинственный мир, где за каждой дверью витал дух великого Рихарда Зорге.

В коридоре было безлюдно и загадочно тихо. Тусклые лампочки на потолке слабо освещали помещение без окон. Тишину иногда нарушал стрекот пишущей машинки за дверью какого-нибудь кабинета.

Точно в назначенное ему время будущий разведчик робко постучал в дверь указанного в пропуске кабинета. Мужчина в штатском, выше среднего роста, с большими залысинами на высоком лбу, по-спортивному стройный и подтянутый, в сером в клетку костюме, с узким интеллигентным лицом на приветствие Дронова сухо протянул руку и, назвав себя Александром Дмитриевичем, указал на единственный свободный в комнате стул. Кабинет представлял из себя маленькую комнату с одним окном без штор, двумя канцелярскими столами и большим металлическим сейфом в углу у окна.

Александр Дмитриевич не спеша вынул из сейфа тонкую картонную папку и положил ее перед собой на стол.

– Значит, вы к нам пожаловали из академии, – растягивая тонкие губы в чуть заметную насмешливую улыбку, начал направленец[9]. – Закончили с золотой медалью, – заглядывая в папку, продолжал Александр Дмитриевич, – похвально. Английский, немецкий, совсем неплохо для маленькой Швеции. Ну, хорошо, Виктор Никифорович, давайте представим себе на минутку, что вы прибыли с семьей в Стокгольм и стоите со всем своим скарбом на перроне, растерянно смотрите по сторонам в надежде увидеть встречающих вас сограждан. Но никто к вам не спешит. Ваш взгляд останавливается на мужчине в белом фартуке с огромной металлической бляхой на груди и незнакомыми словами. Вы догадываетесь, что это носильщик. Вот, давайте попробуем эту ситуацию проиграть, – неожиданно перешел Александр Дмитриевич на хороший немецкий.

Дронов не ожидал такого резкого поворота в разговоре и начал с того, что предпочел бы обратиться к носильщику на английском, так как не силен в немецком. Услышав в ответ, что носильщик не говорит на английском, вынужден был напрячь всю свою память и с горем пополам, вспотев от напряжения, начал извлекать из глубин своей памяти немецкие слова и выражения.

Судя по тому, как морщился и старался спрятать улыбку в своих тонких губах Александр Дмитриевич, Дронов понял, что его немецкий не доставил большого эстетического удовольствия офицеру направления…

Все это вспомнилось Виктору перед тем, как он уверенно открывал дверь все той же комнаты 1107 на одиннадцатом этаже.

Встречал его уже другой офицер. Александр Дмитриевич, как ему было известно от товарищей по работе, трудился давно где-то за рубежом. На оперативных участках долго не засиживались.