Акванавты. Повесть

ГЛУБОКОВОДНАЯ НИМФА

Есть мне уже расхотелось, но я заставил себя выпить две кружки бульона. На второе Болл вскрыл банку с яркой этикеткой, на которой значилось: «Пейт». Подозрительная на вид коричневатая паста была приятна на вкус. Я не заметил, как проглотил все без остатка. Разливая по кружкам дымящийся, с запахом ромовой эссенции напиток, Болл осторожно полюбопытствовал:

— Ну, и что нового, Грэг?

— Ничего, Свен. Спасибо за свет на площадке. Кстати, один из андробатов потерял клешню. Вероятно, кальмары… Зачем вам понадобилось выходить в воду раньше срока?

Я заглянул ему в глаза.

— О, я начал уже беспокоиться! — оживляясь, сказал он. — В этой глуши без квантабера… Я уважаю вашу смелость, Грэг, но так рисковать, по-моему, не стоит.

— Н-да… И это все?

— Нет. Мне хотелось проверить работу механизмов четвертого бункера при внешнем включении и понаблюдать за поведением скутеров. Но почему вы так настойчиво расспрашиваете меня? Что-нибудь произошло? Вы с такой поспешностью уволокли меня в батинтас… Я даже не имел возможности захватить обратно два квантабера, которые вынес из бункера.

В глазах Болла не было ничего подозрительного…

Полно, видел ли я эти буквы?.. Видел, конечно. Они и сейчас будто перед глазами…

— …Но вы меня абсолютно не слышите! — раздался над ухом возглас Болла.

— Что? Простите, Свен, я страшно устал и, кажется, задремал. Так что там с динамиками внешней связи?

— Провода этой, линии были перерезаны ножом, — повторил он, — поэтому я не принял вашу морзянку и сам не мог ничего передать. Теперь все в порядке, повреждение устранено… Не обманывайте меня, Грэг, я вижу, ваши мысли заняты чем-то другим.

— Нет, нет, это любопытно! Кто же мог перерезать провода изнутри… в салоне, то есть!

— Странный вопрос. Разумеется, кто-нибудь из наших предшественников. Дюмон, например.

— А-а-а… — разочарованно протянул я.

Разумеется, кто же еще?.. Нет, так не пойдет, сейчас я приму хорошую дозу снотворного — утро вечера мудренее.

— Хэлло, Свен. Где вы намерены спать?

— Мне все равно. Занимайте каюту Пашича.

Мне оставалось разыскать в аптечке коробку снотворного, взять свежее постельное белье и удалиться. Почему-то хотелось быстрее покинуть салон.

— Один вопрос, Грэг! — останавливает меня Болл. — Вы, случайно, не подскажете, что такое «аттол»?

Это как выстрел в спину. Ну что ж, мистер Болл, хорошее попадание… Наклоняюсь, чтобы собрать рассыпанные таблетки.

— Конечно, знаю. Плоский низменный коралловый остров кольцеобразной формы.

— Я не о том, — раздраженно перебивает Болл. — Меня интересует «аттол», который пишется с двумя «тэ» и одним «эль».

— Та-ак… Вас удивила надпись на понтоне?

— Понтон?.. Какой понтон?! — Болл поднялся, отодвинул кресло в сторону. — Я обнаружил эту надпись на днище четвертого бункера. Вы были слишком возбуждены, чтобы обратить внимание на мои попытки показать вам ее. Но договаривайте. Что вы увидели на каком-то понтоне?

— То же самое… Спокойной ночи, Свен.

— Нет, стойте! В конце концов это нечестно!..

Я вошел в каюту. Щелкнул замок. О том, что это нечестно, я знал и без его напоминаний. А что было бы честным? Рассказ о моей способности читать слова наоборот? Или признание в том, что сделал злополучную надпись сам? Я рассмеялся. Впервые за много дней. Потом упал на диван и вдруг разрыдался.

Взяв себя в руки, я вытряхнул на ладонь из коробки две крошечные пилюли. Положил на язык, огляделся. Над панелью с датчиками температуры, давления, влажности воздуха — картина. «Царевна-Лебедь» Врубеля. Рамка укреплена прямо на жалюзи динамиков переговорного устройства. Рядом торчит микрофон.

Стол, два стула, диван, на котором я сижу, дверцы встроенного в стену шкафа, настольная лампа — вот и вся небогатая обстановка. Чисто, запах хорошего одеколона. Свет от лампы падает на серую обложку толстой книги. Том монографии Геккеля «Радиолярии». Из-под обложки выглядывает ручка перочинного ножа.

Мне известно, что в шкафу нет ничего, кроме добытых Пашичем образцов горных пород и минералов. Я открыл полированные дверцы. Среди образцов я увидел то, что хотел: белый кусок известняка-ракушечника. Известняк мягкий, пачкает руки. Куском такой породы можно писать на чем угодно и все, что угодно.

Раздается щелчок. Динамики… Я положил образцы на место, отряхнул руки.

— Вы еще не спите, Грэг? — спрашивает голос Болла.

— Нет. Но уже проглотил две пилюли снотворного.

Уменьшив яркость настольной лампы, я лег на спину и заложил руки под голову.

— Я хотел бы поговорить… — В голосе Болла раскаяние.

— Валяйте, — откликнулся я. Меня одолевала тяжкая дрема, я знал, что скоро усну.

— Дело в том, что я… — он запнулся, — виноват перед вами…