Но потом я смотрю на нее, и мне кажется, что ей и правда есть до меня дело. Ну а так как это не слишком часто случается, мне не хочется ее обидеть, и я добавляю:
– Я подумаю.
Тетя Милдред всё утро субботы шумно хлопочет по дому. Она в приятном волнении из-за приглашения на партию го, но никогда в этом не признается. Я радуюсь, когда она наконец уходит. Сразу же становится очень тихо, и я не знаю, чем себя занять. Я могла бы поразмышлять о некоторых вещах, но мне не хочется. Поэтому я включаю планшет, чтобы хотя бы взглянуть, какая мне досталась тема реферата по ОЗИ.
«Изменения животного мира Австралии в XXI веке» – гласит заголовок. В комментарии говорится: «Опиши цели, принятые меры и их результаты и оцени изменения с позиции неотрадиционализма. Минимальный объем: 5000 слов».
Я читаю и чувствую, как у меня внутри всё опускается. Пять тысяч слов? На такую унылую тему? Может, мне и правда стоит послушаться Карильи и после окончания года просто бросить школу? Так мне хотя бы не придется выполнять эту жуткую гору работы.
Я выключаю планшет и бреду к холодильнику. Вообще-то мне не следует этого делать: всё, что покупает тетя Милдред, самым тщательным образом распланировано, и, чем бы я сейчас ни полакомилась, я спутаю ее меню на неделю. На нижней полке стоит кастрюля с овощным супом, который она сварила мне на обед. Мне его нужно только подогреть. Но нет, мне по-прежнему хочется рыбы. Вчерашний обед в столовой не утолил моего голода.
И я решаю, что сегодня будут суши.
Суши – моя большая страсть. Я уже не помню, где именно во время наших долгих странствий по миру это случилось. Знаю только, что мне было лет семь. Картинка стоит у меня перед глазами: солнце светит, в небе висят желтовато-зеленые облака, а мы с тетей Милдред идем по бесконечной, невероятно людной улице. Нельзя и шагу ступить, чтобы кто-нибудь не попрошайничал или уличный торговец не пытался кому-нибудь что-нибудь продать. На остановке мы в толпе людей ждем электробус. Тетя Милдред изучает информационное табло. Она на секунду выпускает мою ладонь из своей, и, когда какой-то человек, улыбаясь, манит меня к себе в крошечную кухню уличной забегаловки, я иду к нему. Он кладет на маленький подносик какой-то кусочек и протягивает мне: белый рулетик, завернутый во что-то тонкое, черное. Он жестом показывает, что это надо взять и съесть. Я послушно кладу кусочек в рот, и тут меня накрывает: еще никогда в жизни я не ела ничего настолько вкусного! Но прежде чем успеваю что-либо сообразить и спросить мужчину, что это было, возникает тетя Милдред, хватает меня за руку и, кипя от ярости, утаскивает за собой. Тут как раз подходит автобус, мы в него садимся, я начинаю реветь от страха, что больше никогда в жизни мне не достанется такой вкусной еды.
Позднее мне удается узнать, что съеденное мной тогда называется суши – нарезанная маленькими кусочками сырая рыба с полосками овощей на кучке холодного риса, завернутая в черные водоросли и политая разными соусами.
К сожалению, тетя Милдред суши не любит. Не просто не любит, они ей глубоко противны. Если бы вся еда на земле вдруг исчезла, а остались бы только суши, она бы предпочла умереть с голоду. Поэтому мне приходится предаваться своей страсти в одиночестве. С тех пор как на улице Гармонии открылся суши-шоп, я отношу туда значительную часть своих скромных карманных запасов.
Я достаю из тайника за шкафом свой заветный сундучок. Это металлическая коробка с зелеными надписями, когда-то в ней был зеленый чай. Его запах всё еще чувствуется, хотя прошло лет десять, не меньше. Эта коробка принадлежит мне с тех самых пор, когда мы с тетей Милдред отправились странствовать, и каждый раз, когда мне снова приходилось паковать вещи, она была первым, что я складывала в чемодан.
Я храню в ней некоторые вещи, принадлежавшие моей маме, и еще пару памятных предметов, например клипсу с розовым дельфином, которую подарила мне Ками, моя подруга (мы прожили рядом две недели в Порт-Фэри). Карточка-ключ с надписью