Аквалон

Острый конец багра ткнулся в копчик, и Тулага пошел, качаясь под весом плиты, которую из-за слабости едва тащил, неловко прижав к груди. Он миновал работающую у главной мачты помпу, что откачивала мелкий пух из трюма, прошел вдоль стены рубки. Боцман-тхаец и один из матросов топали за ним. Вокруг кипела обычная корабельная жизнь: сновали моряки, раздавались голоса, выкрики, свист. Свежий ветер надувал большой прямоугольный парус, лучи светила посверкивали на эфирных волнах.

По боковому проходу, настилу из широких досок, они обошли шканцы и спустились под палубу; миновав так называемую песочную камеру – помещение, где хранился порох, – остановились перед капитанской каютой. Тхаец распахнул дверь, матрос втолкнул Гану внутрь, и дверь закрылась.

На круглых скайвах капитанские каюты всегда просторны, обычно хорошо обставлены. Это помещение мало отличалось от тех, что Тулага видел на ограбленных им когда-то эфиропланах купцов: красное дерево, кресла с бархатной обивкой, стол, софа с резными ножками.

Капитан, облаченный в пышный халат, сидел на краю софы. Рядом валялся темно-красный плащ, на спинке кресла висел камзол с золотой вышивкой на воротнике и отворотах манжет, у кресла стояли легкие туфли с загнутыми острыми носками. Шапка-туаха лежала на столе.

– Ну так расскажи, откуда ты взялся посреди Беская… – начал капитан и замолчал, уставившись на Тулагу, который, сделав несколько шагов к софе и остановившись, в свою очередь, посмотрел на него.

У грузного мужчины с коротко стриженными, седеющими темными волосами отсутствовал нос. Дырку на лице закрывала свернутая из плотной темной ткани подушечка, которую прижимала идущая почти горизонтально, через щеки, над ушами и по затылку, узкая повязка.

– Ты! – взревел капитан.

Сжимающий тяжелую плиту Гана, бряцая кандалами, успел сделать лишь один шаг назад, когда вскочивший купец-воитель ударил его кулаком в лицо. Пленник повалился на спину, а плита упала на грудь, отчего ребра едва слышно скрипнули, будто прогнулись под ее весом. Он перевернулся на бок, чтобы не наглотаться крови, потекшей из разбитых губ и носа. Закашлялся, фыркая, стараясь прикрыться плитой, – купец в это время прыгал вокруг, потрясая кулаками, то наклоняясь, то выпрямляясь, один за другим нанося удары. Лицо Роллина Грога покраснело, глаза его над повязкой выпучились, короткие волосы стояли торчком, будто иглы имаджинского облачного ерша.

Чуть позже, немного успокоившись, но все еще тяжело дыша, он попятился, затем повернулся спиной к пленнику, скинул халат и стал одеваться.

– Хорошо, что я вчера врезал тебе в брюхо и заставил выплюнуть пух, – сказал капитан. – Было бы жалко, если б ты сдох, и лишь после этого я бы узнал тебя…

Тулага приподнялся, упираясь в пол локтями, медленно сел. Забрызганная кровью плита лежала на его вытянутых ногах. Он провел ладонью по губам и носу, поморщившись, вытер руку о штаны и сказал:

– Владетели изгнали тебя? Но ты не мог купить корабль, нанять команду и собрать серапцев за эти дни…

Роллин Грог, успевший надеть лишь штаны и туфли, развернулся на каблуках, сделал шаг к пленнику, занося кулак, но передумал. Вернувшись к креслу, он взял рубаху.

– Этот корабль – мой. Всегда был моим! – процедил капитан. – Он плавал под рыжим флагом, доставлял серапцев на Имаджину…

– Но купцы не занимаются работорговлей, – удивился Тулага. – Или… А, так ты…

– Да! Никто не знал, что рыжий корабль принадлежит господину привилегированному интенданту Грогу! Мне пришлось навсегда покинуть сушу и поселиться на судне, сделать бывшего капитана первым помощником, чтобы занять его место… Из-за тебя, бродяга, я опозорен, изгнан с Плотов, лишен всего своего имущества, кроме этой скайвы, про которую не знали Владетели!