Аквалон

– Куда нас везут? – громко спросил он, приподнимаясь. – Эй, кто-нибудь – очнитесь и ответьте мне! Давно вы здесь? Откуда плывете?

На него не обратил внимания никто, кроме тщедушного старика, лежащего неподалеку, ближе к переборке. Между ним и Тулагой находился еще один раб, он сидел на коленях, согнувшись и прижавшись к полу лбом. На спине вдоль позвоночника тянулся ряд крупных бугров пирамидальной формы, будто наросты у ящера. Этот человек не пошевелился, а вот белокожий старик, до того лежащий на боку, прижав колени к груди и обняв себя за ноги, поднял голову. Взглянув на Тулагу тусклыми глазами, он произнес:

– Они вокруг всего Суладара плавали. Покупали серапцев у вождей или в плен брали. Сейчас к Имаджине идут, думаю.

– Но здесь должны кормить? – спросил Гана.

– Раз в день… – ответил старик. Он опустил голову, закрыл глаза и больше не откликался, сколько Тулага ни звал его.

Пленника все еще мутило. Гношиль разошелся по телу, но не растворился в нем бесследно, и временами из лежащих под переборками теней выползали странные видения, заслоняя окружающее. Однако сильное молодое тело постепенно восстанавливалось, и голод с жаждой одолевали его все больше. В конце концов, не выдержав, Гана встал на колени, обхватил обеими руками цепь и принялся изо всех сил дергать ее, выкрикивая:

– Эй! Я хочу пить! Дайте воды! Эй, наверху! Воды мне!!!

Лязг цепи и крик наполнили подпалубную тюрьму. Спустя несколько мгновений это пробудило остальных рабов, будто заставило приникнуть из сознания к стенкам своих личных камер, выглянуть наружу через окошки глаз. Туземец с буграми на спине поднял голову и огляделся. Лихорадочный, безумный взгляд его остановился на Тулаге, после чего он сжал свою цепь и принялся трясти ею. Вскоре что-то замычал другой сосед, потом неразборчиво заголосил третий, донесся призывный вой, хрипенье, крик, лязг цепей – и помещение переполнилось шумом, будто котелок вскипающей похлебкой.

– Не надо, замолчите! – размахивая руками, выкрикнул старик, тот, что ответил Тулаге. – Заткнитесь все…

Сразу несколько больших люков открылось в потолке, яркий свет хлынул вниз, и Гана увидел с десяток голов, склонившихся над трюмом. Один из матросов что-то сказал другому, раздался смех, затем появилась еще одна голова в оранжево-белом платке…

В дневном свете протянулась тень, силуэт наверху распрямился, резко согнулся, что-то тонкое пронеслось вниз – и старик, пронзительно вскрикнув, застыл, повиснув наискось на подогнутых ногах. Бросок был мощным и очень умелым: длинный багор, пробив грудь раба, вышел из спины в районе поясницы и вонзился в доски так глубоко, что лишь немного накренился, но не упал, когда тело повисло на нем.

Шум стих. Пусть многие почти потеряли человеческий облик – эти люди все еще цеплялись за жизнь.

– И так померла бы, – пискнул вверху голосок тхайца-боцмана. – Старая совсем, слабая. Вытянуть, в облака бросить. Эй, а ты где, чела? – Боцман присел на корточки, глядя вниз. Заметив Тулагу, показал на него и велел стоящим рядом матросам: – Эту сюда, к господине капитане.

Когда люки вверху поднялись, натянулось несколько прикрепленных к скобам цепей. Теперь один из матросов крюком подцепил верхнее звено той, что шла от Ганы, подтянул и, сдвинув зажим на скобе, высвободил цепь.

– Взяли! – сказал он.

Тулага привстал, не понимая, что сейчас будет. Вверху несколько сильных рук схватились за звенья и потянули. Он вцепился в ошейник… и повис, вытянувшись, как тетива. Матросы стали тащить его, Гана захрипел. Тяжелый деревянный квадрат, на котором он лежал, приподнялся, скрипя, выскользнул из отверстия между другими квадратами – под ним обнаружились обычные доски с деревянными крестами-ребрами – и закачался на короткой цепи, прикованной к ногам Тулаги.

Когда его вытащили на палубу, пленнику уже казалось, что голова вот-вот оторвется, отлетит от шеи. Он рухнул на доски, изогнувшись, сипя, сжимая ошейник. Гану схватили за волосы, заставили встать на колени, обмотали длинную цепь вокруг шеи и вручили ее конец.

– Бери-бери колечки, – сказал один из матросов-туземцев, ухмыляясь.

Его окружили трое моряков, низкорослый боцман-тхаец и высокий худой краснокожий с багром в руках. В первый миг Тулага не поверил своим глазам: мужчина с темно-красной кожей – то есть лигроид, уроженец Прадеша! Обитающие в Туманных бухтах восточного побережья и на берегах Оглого моря, они крайне редко покидали родные земли… а этого занесло столь далеко на запад, да к тому же, судя по одежде, он являлся не простым матросом, но помощником капитана.

– Мистера Хахана… – Тхаец повернулся к краснокожему. – К мистере капитане его?

Лигроид невозмутимо оглядел пленника и ответил:

– Да.

Глава 3

Длина нижней цепи едва позволила ему взять в руки тяжелую квадратную плиту, сбитую из плохо отесанных бревнышек. Кольца-кандалы сдавили ноги под коленями, цепь натянулась. Вторая, намотанная поверх ошейника, свешивалась на спину.