Акустика дальнего шторма

Нырну, утону — и никаких оваций! —
пробью поверхностное натяжение, уйду под воду
и в иных измерениях буду запросто обживаться,
по-свойски подмигивая любопытствующему народу.
Верткие рыбы, желтые, как синицы,
обступят меня, лупоглазые, — о’кей, ребятки!
Глупые осьминоги скосят любезные лица
ко мне — мерси, соседи, но я в порядке!
Я в полном порядке — меня не достанет буря,
я сольюсь с придонным песком и сосущим илом,
я найду себя в новой плоти и в новой шкуре —
не в том обличье унылом,
в котором столько лет провела у моря,
честно заслуженных радостей ожидая, —
и уже не жду, а в новом лучусь просторе,
змея подводная — новая, гибкая, молодая.

* * *

Татьяне Бек.

Этот нордический твой прищур,
злой и прямой, как удар поддых,
не соблазняет небесных дур,
резвых цесарочек молодых.
Но зазвучишь как эсхилов хор —
странница с выпрямленной спиной —
ты для природных своих сестер,
честно приперченных сединой.
Кудри и копья — стальной отлив,
возраст свободы, лихая смесь.
Из-под спартанских твоих олив
ужас могучий гремит, как жесть.
Шквалом озоновым вздернут пух —
морок словесный, узор пустой, —
и, замирая, ликую вслух
над шлемоблещущей красотой.

Феодосия

Черные водоросли распластываются по дну,
напряженно ловя акустику дальнего шторма.
Барражирует ласточка, брюхом брея волну,
на морскую прогулку решившись в поисках корма.
Над вскипающей памятью туча встает стеной,
обломки кораблекрушения за спиной,
не взлетай, подруга, останься, побудь со мной —
эти медные пряди
заслоняют вспухающий горизонт.
Наливается бурей великий Понт,
ветер ломает хлипкий парижский зонт
и слоится в листах тетради.
Мураши песка, несомого воздухом, бегут по ногам.
Смылись пляжники, дельфины ушли к другим берегам,
даже чаячий истончился гам —
и лишь мы с тобою,
с жизнью, висящей на волоске,
с недоправленной рукописью в рюкзаке,
увязая в береговом песке,
рвем вдоль прибоя.
А над скопищем мифов, рифов,
устричных банок, колючих звезд
однозначным подарком, исчерпывающим ответом
вдруг встает из воды тройной семицветный мост
и в сетчатку бьет сумасшедшим спектральным светом.

* * *

Новорусский глянец чужих надгробий
и гламурных роз смоляные пятна…
Из пространства призраков и подобий
мне тебя уже не вернуть обратно.
Не гляди доверчивой Эвридикой —
каменеет глина, гордясь трофеем.
Над холмом зеленым стою с гвоздикой
рядом с горьким, оглохшим, седым Орфеем.
Сколько слез ни вылей — все будет мелко,
под лопаткой горит ледяное жало.
…И душа твоя кладбищенской белкой
мне легко дорогу перебежала.

* * *