— Да я ж не дурак, понимаю. Терпение нужно!
— А ребятосики твои? Они в курсе сути дела?
— Не-е-е-е! Туебни они, думают, ты мне за карточный долг торчал. Как и договаривались — подгоны твои только я знаю! Хе-хе, прикинь, действительно считают, что приди в лес, найди, где старые окопы, ткни лопатой — и ка-а-ак попрет! Ёлупни настоящие, смекаешь?
— Вот теперь тебя хвалю я, вот теперь тебя люблю я! — пропел я на манер Мойдодыра.
Это действительно было хорошей новостью. Тимох болтать не станет, парень с понятием. Может, и выкручусь еще.
Со склада прикатили свежую бочку пива — деревянную, с металлическими ободами- и народ, которого стало заметно больше, тут же кинулся к прилавку.
— Это чего они? — удивился я.
— Как это — чего? В новой бочке пиво разбавить еще не успели! Так что — еще по одной?
Я чуть было не согласился. Но вдруг случилось нечто непредвиденное: послышался знакомый энергичный говорок Юрия Анатольича! Глянув в сторону большого, чуть ли не во всю стену, окна я, как говорят белорусы, "чуць не страциу прытомнасць" — короче, приобрел бледный вид и легкое головокружение. Анатольич вел в "Белый Аист" шефа! Вот ведь проходимцы старые!
— … новую бочку должны прикатить! — как раз вещал бывший прапор.
Прапоров бывших не бывает. Иначе — откуда такая чуйка на это дело? Ну какого черта им не пойти в ту же "Волну", или "Полесье"? Да даже в "Юбилейном" рядом с редакцией можно было пивка бахнуть! Не-ет, новая бочка — значит надо в "Белый Аист"!
— Пора мне, Тима! Всего доброго, свидимся! — поручкался я с удивленным Сапуном и стремительным домкратом рванул в сторону туалета, подхватив сумку с деталями.
Это был мой единственный шанс. Что дозволено Юпитеру, как известно, нас парить не должно, а вот застав в злачном месте меня, товарищ Рубан мог вполне закономерно задаться вопросом: не попутал ли берега товарищ Белозор?
На первый взгляд — ответ очевиден. Но если копнуть глубже, то сейчас уже было три часа дня, и, прежде чем идти на рандеву с Федосом, я полдня бродил вдоль ж/д путей с бригадой обходчиков и беседовал с ними на предмет улучшения условия труда и быта на нашей, дубровицкой дистанции пути. Ну, и в целом — о надеждах и чаяних молодого поколения железнодорожников — бригада-то была сплошь комсомольская! Так что беляши с жареным горохом и пиво засчитывались у меня вместо обеда. Личные дела и работу я не мешал — это правило такое. Сначала дело, необходимое для физического выживания тушки реципиента, а потом уже — великие планы и глобальные свершения. Но поди расскажи это быстро закипающему начальству? Даже если я покажу Сергею Игоревичу исчерканный заметками блокнот — ни разу не поможет. Буду четвертован, выпотрошен и оставлен на съедение привокзальным собакам.
Скрывшись в туалете, я пропустил шефа и водителя мимо, подглядывая за ними сквозь крохотную щелочку. Улучив момент, шмыгнул к входной двери, и успел заметить заговорщицкий и одобрительный взгляд Анатольича. Этот жук мне даже подмигнул и принялся тыкать пальцем в какие-то закуски на витрине, отвлекая внимание шефа.
Когда главный редактор, потяжелевший и довольно благодушный, заявился в редакцию, я уже заканчивал неплохую статью с уродским заголовком. "Молодо, но не зелено: комсомольская смена железнодорожников". Счет материалам с кретинскими названиями здесь, в этом времени, можно было считать открытым. Там, в двадцать первом веке, их у меня насобиралось таких публикаций добрых три десятка, и лидерство держала заметка про обновление городского автобусного автопарка: "Новый ПАЗ радует глаз!" Дичь-то какая, а?
Глава 13, в которой удочки снова забрасываются
— Образовалась пробка из материалов, коллеги, — сказала Арина Петровна на внеочередной планерке. — Старайтесь писать короче, сами знаете — газета не резиновая. А нам еще перепечатка из Советской Белоруссии светит… В общем: короче, ёмче, лаконичнее. Ставить материалы некуда.
Элита редакции — желтая кость, журналюги — грустно покивали. Остальным в общем-то было наплевать. Если бы эта фраза прозвучала в двадцать первом веке — я просто включил бы кинцо на компе и провел бы день с чашкой кофе за монитором. Или — набросал бы очередную курсовую-дипломную работу богатеньким бездельникам-заочникам, или набрал пару текстов для копирайтинговой биржи. В общем — было бы чем заняться. А тут… Всё-таки жизнь человека постиндустриального общества гораздо более насыщена событиями и информацией, чем то, в чем я существую нынче. Можно было почитать книжечку, полистать газеты, послушать радио, потрепаться со Шкловским и Стариковым, но — под ложечкой тянуло, вся моя натура требовала действия!