Акула. Отстрел воров

Катышев взял со столика журнал. На глянцевой обложке улыбалась Памела Андерсон, избавившаяся от силиконовых вставок. Катышев, приценившись, щёлкнул пальцем по её обнажённой груди:

— Раньше она мне нравилась больше.

— Подай жалобу в Голливуд.

Девушка вернулась, включила телевизор и опять села в кресло. Пробежав по каналам, выбрала кабельный. Зазвучали бравурные позывные ток-шоу «Туда-сюда». Под шквал аплодисментов на сцене появился бессменный ведущий в белом костюме и полосатой рубашке.

— На Вилли Токарева похож, — заметил ходивший в разведку Серёга.

Акулов сонно кивнул. Дремота подкралась неожиданно. Когда-то, будучи школьником, он был уверен, что сидеть в засадах очень романтично и волнительно. Какой может быть сон? Сплошные нервы и адреналин! Оказалось — наоборот. По крайней мере, в большинстве случаев.

Телеведущий улыбался, Андрей клевал носом.

— Итак, мы продолжаем нашу программу! Наступило время ваших любимых «Четырех пластмассовых масок»! Ситуация, о которой мы сегодня поговорим, просто неразрешима! Молодой человек является любовником лучшего друга своего отца! Его отец спит с дочерью друга и ждёт её совершеннолетия, чтобы взять её в жены. Ни родители, ни дети даже не подозревают о поступках друг друга! Отношения накаляются, кипящие страсти готовы перехлестнуть через край! Итак, встречайте наших героев. Вот они, все четверо, уже выходят на сцену! Громче аплодируйте нашим героям, громче!

Андрей хотел посмотреть на людей в пластмассовых масках, но не сумел разлепить веки. Несколько секунд он ещё что-то слышал, потом мысли перенесли его во вчерашний день, и Акулов уснул.

* * *

Хозяйка ФОК Лариса позвонила, как только он переступил порог кабинета.

— Мне нужен Акулов, — голос звучит напористо.

— Слушаю. — Андрей садится за стол, включает лампу.

— Волгин просил, чтобы я с вами связалась. Моя фамилия Бурденко.

— Нам надо встретиться.

— Запросто! Вы можете приехать?

— Приехать? — Андрей бы предпочёл обратный вариант. А напарник, кстати, мог бы и предупредить, что связался с Ларисой. — Могу попытаться…

— Тогда запоминайте адрес. Центральный парк, центральная аллея. Ровно в полночь я буду ждать на третьей скамейке с северной стороны. Приходите один. На голове у меня будет белый платок. Купите цветы, георгины, и держите их в левой руке.

Не успевает Андрей удивиться, как из трубки доносится смех.

— Поверили? Зря! Я буду через пятнадцать минут. Кабинет тот же самый?

Связь прерывается. Андрей чешет в затылке: нечего сказать, энергичная девушка!

Он включает электрочайник, курит, потом встаёт у окна. Лариса приезжает на спортивной машине. Сигналит и что-то кричит, приспустив боковое стекло, после чего постовой безропотно открывает ворота и пропускает машину во двор. Хлопает дверца, Лариса быстро движется к крыльцу РУВД. Распахнутый полушубок, короткая юбка, сапожки на таком каблуке, что неясно, как она управлялась с педалями. Постовой смотрит вслед, поправляет на плече ремень автомата. Его лица не видно, и Акулов не может понять, этот ли сержант дежурил, когда приезжали Громова с адвокатом, или другой. Как они осуществляют пропускной режим? Ориентируются на длину женских ножек? Или пользуются старым правилом советских вахтёров: если человек уверенно проходит через «вертушку», значит, он — свой?

Дверь она открывает без стука:

— Это я. Вызывали?

Высокая, загорелая. Волосы с рыжеватым оттенком, длинная рваная чёлка зачёсана направо, отдельные пряди достигают уголка рта. Помада неяркая, как и весь макияж. Она в нем, по большому счёту, не нуждается, и без того производит эффект. Красивой не назовёшь, но запомнишь надолго. Вот только манеры несколько вульгарны.

Сумку и полушубок бросает на стулья, садится в кресло — кожаное, глубокое. После того, как в кабинетах диваны держать запретили, Волгин его где-то раздобыл, чтобы можно было отдохнуть во время дежурства. Мимоходом одёрнув юбку, осматривается. Отмечает перемены:

— Второго стола раньше не было. И компьютера. Выдали?

— Свой.

— Монитор староват.

Кладёт руки на подлокотники. Ноги вытянуты, с одного сапожка капает вода, второй почему-то сухой.

— Как поживает Серёжа Сергеевич?

— Серёжа Сергеевич? — Андрей усмехается.

— Ага. Я так удивилась, когда он позвонил! Сто лет его не слышала. И не позвонит, и не напишет. Хоть бы повестку к 8 марта прислал! Уж думала — забыл, завяли помидоры… Он отдыхает?

— Да, в отпуске.

— Счастливый человек! А мы, значит, о Громове… Рассказывать все?

— Обязательно.

— Тогда кофе налейте. И, может быть, будем на «ты»?

Они выпивают по две чашки. Лариса говорит так, словно отрепетировала дома весь текст. Акулову почти не приходится задавать уточняющие вопросы.