— Ах, Танечка, — вздохнула Алешечкина. — Да, вопросы безопасности, конечно, очень важны. Меня мой покойный супруг всегда учил, что никому постороннему не следует сообщать, в каком номере я остановилась, не приглашать незнакомых к себе в номер, а при необходимости общаться на общей территории, например в холле или в ресторане. Да, и самой отказываться от приглашения в чужой номер. В общем, у моего супруга было очень много полезных советов на все случаи жизни, да… А вообще-то бояться мне нечего. Жизнь я прожила долгую, старая я уже, — помолчав, сказала Алешечкина.
— Женщина в любом возрасте не может считаться и называть себя старой, — возразила я.
— Да ведь мне уже девяносто первый год, Танечка, — сказала Алешечкина. — Вот такая вот древняя.
— Девяносто первый год? — удивилась я. — Да не может быть! Вам, Александра Яковлевна, ни за что не дашь столько. И вовсе вы не древняя, вы — долгожительница.
Алешечкина улыбнулась.
— Правда, после того, как о случившемся стало известно и за пределами «Серебряной звезды», родственники моей подруги детства, к которой я приехала в гости — я ведь из Волгограда, — собрались поселить меня у себя, очень волновались за мою безопасность. Но я все равно решила остаться в отеле.
— И все же, Александра Яковлевна, вам следует закрывать дверь в номер. Это обязательно, — подчеркнула я.
— Я и сама знаю, что это нужно, но… знаете, я сейчас вам открою «страшную» тайну, — неловко усмехнулась Алешечкина. — Я ведь боюсь, что не смогу открыть дверь, если закрою на внутренний ключ. В этом отеле именно такая система. А я однажды не смогла выйти из, простите, общественного туалета в торговом центре. Повернула ключ не в ту сторону, когда собиралась выходить, и — все. Меня такая паника накрыла, я и стучала в дверь, и кричала. Но дело в том, что туалеты в том торговом центре располагались в самом конце этажа, и в это время мало кто там проходил. Ну, кое-как я все-таки выбралась оттуда. Просто успокоилась и вспомнила, в какую сторону нужно повернуть ключ. Вот с тех пор я и… Ладно, вы ведь не об этом пришли поговорить, верно? — спросила Алешечкина.
— Верно, — кивнула я. — Скажите, Александра Яковлевна, в тот вечер и в ту ночь, когда произошло убийство предпринимателя, вы ничего не заметили? Скажем так, странного? Необычного?
— Странного и необычного? — переспросила Алешечкина. — А вы знаете, Татьяна, пожалуй, да. Был один такой эпизод. Сначала с вечера долго играла музыка, как раз над моим номером. Ну и конечно, слышны были громкие голоса, мужской и женский. Нет, женские голоса, так будет правильно. Причем женские голоса были какие-то визгливые и от этого особенно неприятные. Я долго не могла уснуть. А потом как-то все стихло — и музыка, и смех, и громкие разговоры. Я-то уж настроилась на бессонную ночь. Как же, обычно ведь предприниматели, если затевают какую-то вечеринку, то веселятся до утра. А тут вдруг все закончилось.
— А сколько тогда было времени, Александра Яковлевна? Вы не обратили внимания? — спросила я.
— Как же, обратила. Была половина двенадцатого ночи, — ответила Алешечкина.
— А что же было потом? Музыка не возобновлялась? Разговоров не было слышно? — уточняла я.
— Разговоров не было, и музыку тоже не включали. Но вот спустя минут десять или около того в мой номер кто-то вошел…
— Дверь, конечно, была открыта, — укоризненно сказала я.
— Приоткрыта, Танечка, приоткрыта, — поправила Алешечкина. — Я в это время уже лежала в постели. А ночь была светлая, полнолуние ведь. И вот гляжу я, в номер входит девушка, осматривается и идет к окну. Постояла она там немного, а потом вышла из номера.
«Определенно, это была Елизавета, — подумала я, — и искала она выход из отеля. Просто она не знала, что на первом этаже на окнах решетки и что с первого этажа на улицу не выберешься. Хотя это странно. Ведь если преступление готовилось заранее, то и пути отхода тоже должны были быть продуманы заранее. Елизавета не могла не знать про решетки на окнах первого этажа. Для этого нужно было просто посмотреть с улицы. Но возможно, у Елизаветы был другой план, как выбраться из «Серебряной звезды».
— Что-то еще необычное было в ту ночь, Александра Яковлевна? — спросила я.
— Было, но только касалось оно одежды этой девушки.
— И что необычного было в ее одежде? — спросила я.
— Шаль, — коротко ответила Алешечкина.
— Шаль? На девушке была шаль? — уточнила я.
— Да. Такая темно-вишневого цвета. Есть еще такой старинный русский романс «Темно-вишневая шаль».
— Но как же вы, Александра Яковлевна, смогли увидеть даже ее цвет? — удивилась я.
— Я же говорю, светила полная луна, да еще и свет фонаря падал на нее. А я, как вы могли заметить, увлекаюсь вязанием, — долгожительница кивнула на клубки пряжи, — вот и обратила внимание. Кроме того, эта шаль была ажурная, а вместо кистей с концов свисали такие полукруги. Без кистей даже оригинально смотрелось.