Актёр и мишень. Как раскрыть свой талант на сцене

Актер обретет неиссякаемый источник энергии, поняв, что все живые существа всегда играют пары. Пары не только логически обоснованы, они нам полезны.

8. «Я не знаю, кто я»

«Кто я?» Этот вопрос звучит первым при создании персонажа и часто оказывается скорее вреден. Попытка ответить на вопрос «Кто я?» – труд всей жизни для любого человека, и чем больше мы себя узнаем, тем яснее понимаем, что совсем себя не знаем. Раз мы не можем ответить на этот вопрос даже в связи с самими собой, где уж нам ответить на него в связи с кем-то другим? «Кто я?», этот Эверест вопросов, вряд ли поможет артисту в ходе краткого репетиционного периода.

Что еще хуже, прикидывающийся таким невинным вопрос «Кто я?» весь пропитан парализующим анестетиком. Анестезия в следующем: «Кто я?» предполагает единичные ответы. Кто такая Джульетта? Дочь веронского аристократа? Четырнадцатилетняя девочка? Невеста Париса? Каждый из этих ответов правдив и статичен. Каждый из этих ответов способен парализовать артиста, потому что ни в одном единичном описательном ответе нет движения.

Ирине нужны живые ответы. Ей нужны вопросы, ответы на которые предполагают движение.

Движение между полюсами

Какие вопросы больше помогут Ирине? «Кем бы я хотела быть?» Так уже гораздо лучше, ибо этот вопрос подразумевает подвижный ответ, особенно если сформулировать его в противоположном виде: «Кем я боюсь оказаться?».

Джульетта может начать с простых соображений: «Я хотела бы стать женой Ромео, я боюсь, что стану женой Париса». Затем, может быть: «Я хотела бы быть любимой Ромео, но я боюсь, что я стану любовницей, брошенной Ромео».

Преображение

Главное, что следует помнить в связи с персонажем, элементарно просто: артисту не удастся переродиться. Это менее очевидно, чем кажется на первый взгляд. Часто артист корит себя за то, что ему не удается достигнуть некоего преображения. Но эта погоня за преображением зиждется на тщеславии, как и любой перфекционизм. Очень важно раз и навсегда выкинуть из головы идею о преображении. Нам не изменить себя, нам не переродиться. Мы неподвижны, подвижна мишень.

Преобразиться может только мишень. И мишень преображается постоянно.

Естественно, Джульетта меняется по ходу пьесы. Но Ирине не изобразить эти изменения. Хотя напрямую Ирине не переродиться в Джульетту, актрисе стоит вспомнить пятое правило – мишень всегда изменяется. Следовательно, хоть она и не способна влиять на перемены в Джульетте, Ирина может увидеть глазами персонажа, как меняется для Джульетты по ходу действия окружающий мир и все в нем. Например, глазами Джульетты Ирина видит, как перерождается кровать. Ирине полезно увидеть, как Джульетта по очереди видит:

Кровать, в которой она просыпается до маскарада.

Кровать, в которой она пытается уснуть после сцены на балконе.

Кровать, в которой она занимается любовью с Ромео. Кровать, которую ей придется разделить с Парисом. Кровать, в которой она выпивает сонное зелье.

Все эти кровати на протяжении пьесы – разные. Ирине лучше позволить кровати преображаться для Джульетты, чем пытаться преобразить Джульетту. Ирине может помочь мысль, что для Джульетты по ходу действия меняется не она сама, а кровать.

«Вижу, как я изменилась…»

Как и все мы, Джульетта не может сознательно изменить себя, но, естественно, может заметить, что она изменилась. Мы понимаем, что изменились, только когда смотрим на себя словно со стороны: то, что меня когда-то выводило из себя, теперь не раздражает; то, что мне когда-то казалось смешным, теперь трогает до глубины души. Чтобы осознать происшедшие во мне изменения, мне нужно посмотреть на себя со стороны.

От слов своих хотела б отказаться,

Хотела бы… но нет, прочь лицемерье!

Может быть, Джульетта понимает, как преобразила ее эта ночь. Может быть, раньше, повинуясь социальным нормам, она никогда не выказывала чувства столь открыто. Может быть, прежняя Джульетта – умелая притворщица или просто тихоня – умерла и родилась более непосредственная Джульетта. Ирине стоит искать те моменты, когда Джульетта яснее видит саму себя. Но стоит Ирине попытаться продемонстрировать нам изменения в Джульетте, как мы увидим не актерскую игру, а литературный обзор развития персонажа: «В этот момент она – невинная дева, в этот – женщина, познавшая радости секса и преображенная любовью, а в этот – безутешная вдова». Ни артист, ни режиссер, ни автор не контролируют восприятие публики в полной мере. Все трое могут стараться показать, как герой изменился, как он преобразился. Но подобная демонстрация по сути своей фальшива. Даже попытки активно изменить самих себя опасны. Мы можем видеть, видеть еще чутче, еще внимательнее, еще яснее. И тогда, может быть, в нас произойдут перемены. Нам же перемены абсолютно неподвластны.