Актея

Вся жизнь Актеи – ее блаженство и отчаяние, прошедшее и грядущее – уместилась в этих коротких словах. Внезапно на нее нахлынул поток воспоминаний: ее девичьи радости, цветы, что она собирала у источника Пирены; отчаяние старика-отца, когда на следующий день после игр он звал ее и не дозвался; ее прибытие в Рим, где ей открылась страшная тайна, что до этого скрывал от нее царственный возлюбленный. Все это как живое виделось сквозь волшебное прокрывало, приподнятое ледяной рукой неизвестной женщины. Актея вскрикнула, закрыла лицо руками, зарыдала:

– Да, это я! Да, я и есть эта несчастная!..

После того как прозвучал этот вопрос и ответ на него, наступило недолгое молчание. Актея не осмеливалась открыть глаза: она все еще чувствовала на себе тяжелый, властный взгляд этой женщины. Наконец незнакомка отняла ее руку от лица; девушке показалось, что в этом прикосновении, пусть холодном и осторожном, чувствовалось скорее сострадание, чем угроза, и тогда она отважилась поднять набрякшие от слез веки. Незнакомка по-прежнему глядела на нее.

– Послушай, – произнесла она все тем же звучным голосом, но более мягко, – судьба порой загадывает нам удивительные загадки. Случается, она вкладывает в руки ребенка счастье или злополучие целого царства. Быть может, не гнев богов прислал тебя сюда, быть может, тебя избрало их милосердие.

– О! – воскликнула Актея. – Я виновна, но виновна только в том, что люблю! В сердце у меня нет злобы! Мне самой уже не быть счастливой, и все же я хотела бы, чтобы все кругом были счастливы!.. Но я такая одинокая, такая слабая, я ничего не могу. Укажи мне, что я должна сделать, и я это сделаю!..

– Прежде всего скажи мне: знаешь ли ты того, кому доверила свою судьбу?

– Только сегодня утром мне стало известно, что Луций и Нерон – один и тот же человек, что мой возлюбленный – император. Я пленилась красотой, ловкостью, искусным пением – ведь я дочь Греции. Я пошла за победителем игр, но я не знала, что это властитель мира!..

– А теперь, – сказала незнакомка, чей взгляд стал еще более пронзительным, а голос еще более властным, – теперь ты знаешь, что это Нерон. Но знаешь ли ты, что такое Нерон?

– Я привыкла относиться к нему как к богу, – ответила Актея.

– В таком случае, – продолжала незнакомка, усаживаясь на ложе рядом с ней, – я скажу тебе, что он собой представляет, ведь возлюбленная почти ничего не знает о своем возлюбленном, а рабыня – о своем господине.

– И что я сейчас услышу? – прошептала девушка.

– Луций[163] был рожден вдали от трона: он приблизился к нему благодаря брачному союзу и взошел на него в результате преступления.

– Но преступление совершил не он! – воскликнула Актея.

– Однако он обратил его себе на пользу, – холодно ответила незнакомка. – Правда, буря, свалившая дерево, пощадила молодой побег. Но сыну предстояло вскоре последовать за отцом: прах Британика занял место рядом с прахом Клавдия, и на этот раз убийцей был Нерон.

– О! Кто может утверждать такое? – воскликнула Актея. – Кто может предъявить такое страшное обвинение?

– Ты сомневаешься, девушка? – невозмутимо продолжала незнакомка. – Не хочешь ли ты узнать, как все это произошло? Я расскажу тебе. Однажды в покое, соседнем с тем, где находилась свита Агриппины, Нерон играл с мальчиками, среди которых был и Британик. Нерон приказал ему войти в триклиний и спеть возлежащим за трапезой стихи: Нерону хотелось напугать мальчика, хотелось, чтобы придворные осмеяли и ошикали его. Британик выполнил полученный приказ: одевшись в белое, он явился в триклиний и, бледный и печальный, прошел между пирующими. С волнением в голосе, со слезами на глазах он пропел стихи, которые Энний,[164] древний наш поэт, вложил в уста Астианакса:

О мой родитель! О моя родина! О дом Приама, пышный чертог! Храм с дверьми на звонких штырях! Со стенами, сверкающими золотом и слоновой костью! Я видел, как сокрушила вас рука варвара! Я видел, как вы стали добычей пламени!