Акт бунта

— Да. Я знаю, о чем ты думаешь. Сюрприз! Лос-Анджелес, родился и вырос. — Улыбка, которая выглядит на грани дружелюбия, начинает расползаться по его лицу. — Тебе что-нибудь кажется привлекательным?

Его слова говорят мне о двух вещах: он не злится на то, что клиент вошел за двадцать минут до того, как парень должен был идти домой. И не будет возражать против того, чтобы взять меня с собой домой, когда уйдет.

Я польщен. Но меня это не интересует. Мне плевать на сексуальные предпочтения людей. Парни. Девушки. Сексуально неопределившиеся личности. Двери. Лампы. Гребаные космические корабли. Кактусы, если они действительно смелые или достаточно странные. Меня привлекают девушки, и я никогда не отважусь выйти за пределы этой категории.

А эта дружелюбная улыбка? Возможно, он просто пытается быть милым, но я гораздо более разборчив в том, с кем дружу, чем с кем трахаюсь, поэтому не трачу энергию на то, чтобы быть милым с людьми, которых не знаю.

— Я возьму бургер. Средний. Маринованные огурцы. Помидор. Без релиша и майонеза. И бутылку «Перони».

Выражение лица бармена немного ожесточается от моего тона. Он читает меня громко и ясно, а это значит, что парень хорошо справляется со своей работой. Наверное, загребает чаевые. Бармен, который читает своего клиента в первые несколько секунд, знает, нужно ли этому человеку плечо, чтобы поплакаться, или просто, чтобы шоты текли рекой и вечеринка началась, или уважение и личное пространство. Или, в моем конкретном случае, чтобы принесли пиво и гамбургер, а затем свалили к черту.

Парень выглядит разочарованным. Вздохнув, он говорит:

— Я должен проверить документы, чувак. Ты сексуальнее, чем грех, с бритой головой и татуировками, но ты молод. А я не собираюсь терять работу из-за хорошенького лица.

Хорошенького лица?

К черту его.

Это не раздражало бы так сильно, если бы не слышал это тысячу раз раньше. Стал бы я работать моделью большую часть лета в Европе, если бы не соответствовал определенным критериям? Черт возьми, нет. Спотыкались бы девушки о собственные ноги, если бы я не выглядел определенным образом? Твердое «нет». Но этот парень переходит тонкую грань. Если он зайдет слишком далеко, это «хорошенькое лицо» выбьет ему передние гребаные зубы.

Злобно глядя на него, я достаю бумажник и протягиваю удостоверение личности. Бармен берет его, посмеиваясь себе под нос.

— Нью-Гэмпшир, да?

— Прям сенсация, — бурчу я ему в ответ.

— «Живи свободно или умри», верно?

Я только хмыкаю.

Он возвращает мне водительские права.

— Что? Не впечатлен? Большинство туристов впечатляются, когда я выпаливаю девиз их штата.

— Твои особые таланты — твое личное дело, приятель.

— Хорошо. Понял тебя, — говорит он, пожимая плечами, затем достает мое пиво из одного из холодильников позади него. Откручивает крышку и ставит бутылку «Перони» на салфетку передо мной.

— Без стакана? — подначиваю его. Трудно остановиться, как только я начал.

— Нет. Ты настоящий мужчина, а настоящие мужчины не пьют пиво из стакана. Верно?

Мне нечего на это сказать. Он прав. Если бы он сразу предложил мне стакан, я бы отказалась именно по этой причине. Мой отец устроил бы мне сотрясение мозга, если бы когда-нибудь застал меня за потягиванием пива из стакана. То есть так бы и было, если бы он не был мертв.

Хотя я точно знаю, каким был этот ублюдок. Знаю, какой была бы его реакция на любую ситуацию или обстоятельства, и легко могу заполнить пробелы.

Меня отправляют в шикарную школу: Гребаная киска. Думаешь, ты теперь слишком хорош для нас, а?

Я получаю хорошую оценку: Что, хочешь гребаную медаль, парень? Чертов неженка. Если хочешь заработать себе медаль, вступай в чертову армию.

Я осмеливаюсь надеяться или мечтать: Забудь об этом, принцесса. Ты что, считаешь себя чем-то особенным? Ты слишком глуп, чтобы что-то из себя сделать. Сдавайся, пока ты на коне, придурок. Избавь себя от разочарования.

Меня раздражает, что все еще веду себя определенным образом из-за того, как, я знаю, отреагировал бы мой старик, но эта привычка так глубоко укоренилась во мне, что, кажется, я не могу избавиться от нее. Забавно, что то дерьмо, которое наши родители делают с нами, выходит далеко за рамки их срока жизни. Меня бесит, что этот нахальный придурок-бармен может увидеть что-то подобное во мне за километр.

Я одариваю его натянутой, очень невеселой улыбкой, над которой он смеется, а затем уходит.

Пиво исчезло в три долгих глотка.

Нужно было заказать сразу два.

Еще одно было бы в самый раз, но мне не хочется так скоро снова вызывать своего пассивно-агрессивного бармена, поэтому я просто сижу, вращая пустую бутылку, наблюдая, как она качается, почти падая, но затем ловлю, прежде чем та успевает опрокинуться.