Аксенов

Е.П.: А гармония отношений, пускай совершенно ущербная, все же действительно существовала, подтверждаю. Вот я, уже исключенный из Союза писателей, вдруг получил изрядное количество денег за какую-то прежнюю халтуру, напился в ресторане ЦДЛ и подрался на стоянке такси с неким поэтом, заехав ему по физиономии в ответ на участливый вопрос «как у тебя дела?». Потому что неделей раньше он гневно выступал на каком-то собрании, где клеймил меня и говорил, что я — позор нашего поколения. Утром, трясясь с похмелья, я рассказал об этом Васе, и он страшно оживился, сообщив мне, что сам дрался там не менее десяти раз, на этом известном месте, где пьяные писатели в ожидании таксомотора начинают выяснять отношения. Но я к чему это начал? А к тому, что мне потом Андрей Андреевич Вознесенский, царство ему небесное, рассказал, что его вызвал к себе Верченко и говорит: «Слушай, Андрей, ты скажи там Жене, что сейчас ставится вопрос о его восстановлении в Союзе писателей, а он напился пьяный, ударил человека, кричал: “Красные фашисты!”» Андрей ему отвечает, что это еще один аргумент, чтоб Попова скорей восстановить в Союзе писателей, а то «теряем хорошего парня». То есть, понимаешь, Верченко же не сказал Вознесенскому про меня, что все, больше мы с этим говнюком дела не имеем. Он как бы понимал, что если человека не за хрен собачий исключили отовсюду, то что же ему остается кричать, напившись, — «Слава КПСС», что ли?

А.К.: То есть он просил Андрея Андреевича «как старшего товарища» на тебя воздействовать. Получается, что самые умные из них, такие как Верченко, действительно пытались, как они сами утверждали, спасти заблудших — что тебя, что Аксенова. Не по человеколюбию отнюдь, а чтобы сохранить эту цельную картину цэдээла, вот эту гармонию.

Е.П.: Да, Верченко умен был… Но не нужно их и идеализировать. Мне однажды сказал старый Семен Липкин: «Женя, вы их зря антропологизируете». Ты что-то хочешь еще добавить к сегодняшней теме?

А.К.: Пожалуй, что не добавить хочу, а попытаться сформулировать. Таких людей, которые хотят взорвать стенку, — а не перелезть через нее, чтобы попасть туда, — разрушить все до основания, а затем стать одним из тех, кто был никем, а оказался всем — таких людей всегда много. Но наш Вася не из их числа. Вася хотел добиться своего тихо, без ломки, но никого и ничего не предавая, никем и ничем не поступаясь.

Е.П.: Вот это и есть органический финал наших сегодняшних рассуждений. То, что сделал Вася, и все то, что с ним произошло, называется эволюцией, а не революцией. Он хотел войти в этот мир, оставаясь собою, и хотя бы немного улучшить его, сделать немного другим, а не разрушить. Вот и все.

А.К.: Сделать мир немного другим — это очень опасный путь. На мой взгляд, в рассуждениях о том, что вот я вступлю в бандитскую КПСС, чтобы улучшить ее изнутри, было много у одних — откровенного лукавства, у других — наивной глупости.

Е.П.: Да, КПСС невозможно было улучшить, но жизнь-то ведь не состояла из одной КПСС.

А.К.: Были люди, которые, если снова перейти на литературные реалии, изначально писали заведомый непроходняк, отправляя его на Запад или в самиздат. Но Вася не делал так. Никогда. Он ведь сначала даже «Ожог» рассчитывал здесь опубликовать. Только потом понял: нет, это уже все. Вот в этот момент он и порвал с системой окончательно. На провокационный гэбэшный вопрос-утверждение «Вы ведь, Аксенов, советский человек?» — он сначала отвечал, как его научили «борцы за права человека» и сторонники «социализма с человеческим лицом»: «Я — гражданин СССР», а потом его и гражданства эта власть лишила.

Приложение

ПИСЬМО ДЕСЯТЕРЫХ

Из газеты «Московские новости», 1987, № 13–15

От редакции

Так называемый интернационал сопротивления появился несколько лет назад. Его образовали представители различных эмигрантских кругов из ряда социалистических стран совместно с «контрас» из Анголы, Кампучии, Афганистана и Никарагуа.

В этой компании оказались также несколько лиц, в разное время и по разным мотивам выехавших из СССР. Причем если одни из них давно подвизаются на антисоветском бизнесе, то другие не слишком демонстрировали свою враждебность к нашей стране и советской власти. Так или иначе, десятерых объединило письмо, которое реакция на Западе с наслаждением цитирует и обыгрывает.