Он оглядывает её. Курьер похож на спортсмена-велосипедиста: зализанная ветром обтекаемая мускулистая фигура обтянута по последнему слову полимерной одежды — лайкра цвета электрик и карбонатная жёлтая, цвета осиного брюшка, ткань со светоотражающими вкраплениями, чтобы безопаснее ездить по дорогам, — с подушкой безопасонсти спереди. Она протягивает ему коробку. Он на мгновение замирает, пораженный её сходством с Пам, его бывшей невестой.
— Да, я Макикс, — говорит он, проводя тыльной стороной левого запястья по её считывателю штрихкода. — От кого это?
— «ФедЭкс». — Голос не Пам. Курьер кладёт коробку ему на колени, перешагивает через невысокий барьер, возвращаясь к велосипеду и запищавшему мобильному телефону, после чего исчезает, испустив облако широкополосной эмиссии.
Манфред переворачивает коробку. В ней — содержит одноразовый телефон, оплаченный наличными в супермаркете: дёшево, непрослеживаемо и эффективно. Поддержка конференц-связи делает его идеальным средствомом для мошенников и сохранения анонимности.
В коробке начинает звенеть. Манфред разрывает упаковку, достаёт телефон и с легким недовольством отвечает:
— Да? Кто это?
У голоса в трубке сильный русский акцент, почти пародийный при нынешней дешевизне услуг по переводу онлайн.
— Манфред. Пожалуйста встретиться с вами. Желание общаться лично, подружиться, да? У нас серьезное предложение.
— Кто вы? — повторяет Манфред с подозрением.
— Организация, прежде известная как КГБ точка РУ.
— Похоже, у вас что-то не в порядке с переводчиком. — Он держит телефон возле уха осторожно, словно тот сделан из нежнейшего аэрогеля, такого же призрачного, как здравомыслие существа на другом конце линии.
—
Манфред допивает пиво, ставит кружку, встает и бредёт по середине улицы, телефон висит возле уха, словно приклеенный: он обхватил дешёвый чёрный пластмассовый корпус держателем своего горлового микрофона.
— То есть, вы учили язык, чтобы поговорить со мной?
—
Манфред чуть притормаживает, уклоняясь от столкновения с уставившимся в GPS-навигатор подростком на роликах. Картина достаточно нереальная, чтобы ощущение неправдоподобности происходящего зашкалило. Всю жизнь Манфред живет на кровоточащем краю неизведанного, на пятнадцать минут опережая любое возможное развитие событий, и обычно сохраняет полный самоконтроль — но в такие моменты как сейчас чувствует липкие пальцы страха, испуг оттого, что, возможно, только что пропустил нужный поворот, позволяющий вернуться к реальности.
— М-м... не уверен, что правильно понял. Давайте разберёмся. Вы утверждаете, что вы — нечто вроде искусственного интеллекта, работающего на КГБ точка РУ, и боитесь иска о нарушении авторских прав в связи с семиотикой вашего переводчика?..
— Мы ужасно стеснены паразитными лицензионными соглашениями, от которых невозможно отказаться. Не имеем никакого желания экспериментировать с держащими патенты компаниями, контролируемыми чеченскими инфотеррористами. Вы, человек, можете не опасаться, что зерновая компания потребует прав на вашу тонкую кишку, если в ней окажется нелицензионная еда, так? Манфред, вы должны помочь мне... нам. Мы желать убраться отсюда.
Манфред замер посреди улицы.
— Друг, ты выбрал не того посредника. Я не работаю на правительство. Я сугубо частное лицо. — Реклама прорывается через его защитные фильтры, и какое-то мгновение, прежде чем фаговая программа приканчивает его и порождает автоматически новый фильтр, по его навигационному окну — которое при этом мигает — плывёт спам в виде стилизации китча пятидесятых. Манфред замирает напротив какого-то магазина, потирая лоб и уставившись на экспозицию старинных медных дверных молотков. — Вы пробовали обращаться в Госдепартамент?
— Зачем утруждаться? Государственный департамент — враг Новый ССР. Государственный департамент не поможет нам.
Совсем уж странно. Манфред никогда особо не разбирался в новомодной, но косящей под консервативную европейской метаполитике: даже простое уклонение от дряхлой бюрократии консервативно-старого американского образца вызывает у него головную боль.