Акселерандо (ЛП)

…Амбер и Садек разводятся, и остается только горечь. Под давлением все учащающихся вторжений мира реальности в мир грез Садек оставляет учение, отправляется в облако Оорта и присоединяется к пространственноподобной секте суфиев, которые замораживают себя в матрице стеклообразующих наноботов, чтобы ждать лучших времен. Его инструмент завещания, он же легальный аппарат его воскрешения, объявляет, что он ожидает возвращения скрытого, двенадцатого имама.

В свою очередь, Амбер отправляется во внутреннюю систему, искать вести об отце. Но там ничего нет. В изоляции и одиночестве, преследуемая клеймящими долгами, она бросается в реборганизацию, сбрасывая те стороны своей личности, которые привели ее на дно. По закону, обязательства привязаны к ее личности, и в конце концов она полностью отдается сообществу таких же аутсайдеров как и она, приняв их распределенную личность в обмен на полный разрыв с прошлым.

…Империя Кольца, ныне необитаемая и оставленная автоматическим системам управления, сочащаяся остатками воздуха, в отсутствие Королевы и Супруга медленно опускается навстречу юпитерианской мгле, передавая всю энергию внешним лунам вплоть до самого конца. Она пробивает в облачном покрове гигантскую брешь и исчезает в последней ослепительной вспышке света, каковой не видывали со времен падения Шумейкер-Леви 9.

…Сирхан, погруженный в Сатурналии, оскорблен неспособностью родителей сделать из себя что-то большее. Он решает собраться и сделать это за них, пусть и не обязательно таким способом, какой бы им понравился.

* * *

«Видите ли, я надеюсь на вашу помощь в моем историографическом проекте» — говорит молодой человек с серьезным лицом.

«Историографическом проекте…» Пьер идет по изгибающемуся тоннелю за ним, сцепив руки за спиной, чтобы не показывать возбуждения. «О какой истории идет речь?»

«Об истории двадцать первого века» — говорит Сирхан. «Вы помните ее, не так ли?»

«Я ее помню?» Пьер делает паузу. «Ну что вы…»

«Да». Сирхан открывает боковую дверь. «Сюда, пожалуйста. Я объясню».

За дверью когда-то была одна из боковых галерей музея, набитая интерактивными экспонатами, назначением которых было умудриться объяснить основы оптики гиперактивным детям и их потворствующим родительским сущностям. Но традиционная оптика давным-давно устарела — программируемая материя может замедлять фотоны до полной остановки, телепортировать их туда-сюда, играть в пинг-понг спином и поляризацией — и теперь зал пуст, пассивная материя в стенах и полу заменена маломощным компьютронием, а вниз из стен тянутся теплообменники, отводящие скудное сбросовое тепло обратимых вычислений далеко под дно гондолы города-кувшинки.

«Когда я стал музейным хранителем, я превратил несущую конструкцию музея в специализированный высокоплотный архив — воспользовался одним из маленьких преимуществ должности смотрителя. У меня около миллиарда авабит емкости, и я бы смог записать здесь всю память и весь сенсорный траффик всех людей Земли двадцатого века, если бы меня интересовало именно это».

Стены и потолок постепенно оживают, светлеют и превращаются в захватывающий вид на рассвет с края Метеорного Кратера в Аризоне (а может, это центр Багдада?)

«Когда я осознал, что моя мать пустила прахом семейную фортуну, я потратил немало времени, пытаясь отыскать способ все исправить» — продолжает Сирхан. «И в конце концов, меня поразило осознание. Есть только одно благо, стоимость которого будет только увеличиваться со временем — это обратимость».

«Обратимость? Не совсем понимаю…» Пьер встряхивает головой, которая все еще слегка кружится после декантирования. Он очнулся всего час назад и еще не может привыкнуть к тому, что вселенная стала упрямой, и никакое сиюминутное желание ей больше не указ. Вдобавок он тревожится об Амбер, которой нет в зале инкубаторов. «И, прошу меня простить, но знаете ли вы, где Амбер?»

«Прячется, наверное» — говорит Сирхан без малейшей колкости. «Здесь ее мать» — добавляет он. «Почему вы спрашиваете?»

«Я не знаю, что вам о нас известно». Пьер вопросительно смотрит на него. «Мы очень долго были на борту Выездного Цирка».

«О, не беспокойтесь. Я знаю, что вы не те же люди, которые остались на борту Империи Кольца и поспособствовали ее краху» — легко говорит Сирхан, и Пьер спешно генерирует пару отражений, чтобы разузнать историю, на которую он ссылается. Когда они воссоединяются с его основным потоком сознания, их рассказ потрясает его до глубины ядра.

«Мы ничего не знали об этом!» — Пьер оборонительно скрещивает руки на груди. «Ни слова ни про вас, ни про вашего отца» — тихо добавляет он. «Ни о моей другой… жизни». Я действительно наложил на себя руки? Зачем мне было делать что-то такое? Он не может себе и представить, что Амбер могла увидеть в замкнутом клирике вроде Садека, и даже думать об этом не желает.