Акселерандо

Приемный зал в отделении скорой помощи обставлен глубокими зелеными креслами и украшен детскими рисунками — инвертированными визуализациями объемов, которые лепятся к стенам и смахивают на сюрреалистичные скульптуры из конструктора Лего. Вокруг ватная тишина — вся доступная пропускная способность сети передана медицинским мониторам. Плачут дети, воют сирены подъезжающих экипажей скорой, разговаривают друг с другом люди — но для Манфреда здесь тихо, как на дне глубокого пруда. Как будто он затянулся чем-то крепким — только без чувства эйфории или ощущения, что все стало хорошо. По углам коридоров торговые автоматы готовы накормить всякого, кто готов поверить, что шашлык — из голубятины, рядом выстроились изголодавшиеся ржавые терминалы приема пожертвований. Дальше расположились хронические пациенты, и видеокамеры неусыпно следят за рядом синих спальных мешков у станции присмотра. Манфред, запертый в собственной голове, испуган и растерян.

—Я не могу принять Вас, пока Вы не подпишете соглашение о конфиденциальности — говорит медбрат-распределитель, суя Манфреду под нос старинную табличку. Обслуживание в общественном здравоохранении еще бесплатно, но для уменьшения количества скандалов пришлось принимать меры. —Подпишите статью о неразглашении здесь и здесь, или принимающий врач не сможет вас обследовать.

Манфред сонно разглядывает краснеющий нос медбрата — видимо, слегка воспаленный от нозокомиальной инфекции. Его телефоны снова принялись за перебранку, и он пытается вспомнить, почему. Обычно они не ведут себя так. Чего-то не хватает, но как же трудно понять, чего именно… —Почему я здесь? Спрашивает он в третий раз.

—Подпишите!

Ему в руку суют ручку. Он фокусирует взгляд на странице. И срабатывают глубинные рефлексы: Манфред резко выпрямляется.

—Это нарушение прав человека! Здесь сказано, что вторая сторона обязуется не разглашать любую информацию о распределении пациентов, а так же о процедурах и процессах, применяющихся в институте здравоохранения, — то есть у вас — любой третьей стороне — то есть средствам массовой информации — под страхом конфискации оказанных услуг, согласно разделу № 2 акта о реформировании услуг здравоохранения. Я не могу подписать это! Вы можете конфисковать мою левую почку, если я напишу в Сети о том, сколько я пробыл в больнице!

—Ну что ж, не подписывайте. Хиджра-брат пожимает плечами, запахивается в свое сари и уходит. —Приятного ожидания!

Манфред достает один из своих запасных телефонов и уставляется в дисплей. —Что-то тут не так…— Клавиатура попискивает — его пальцы неуверенно набирают коды операций. Он оказывается в X.25 PAD[105], древнем и загадочном пакетном ассемблере-дизассемблере[106], и в голове его появляется разве только смутное и тревожное воспоминание, что отсюда можно попасть куда-то еще. Куда, в давно уже устаревшие недра внутренней сети системы здравоохранения? Мозг выдает "ошибку загрузки" — воспоминания угасают где-то на кончиках пальцев, перед самым моментом вспышки понимания. Как будто он пытается запустить двигатель с залитыми свечами зажигания, и тот прокручивается снова и снова, но не заводится. Можно кусать локти.

Торговый автомат-шашлычник рядом со скамейкой Манфреда выплевывает на гриль кубик, и над ним начинает виться дымок — ароматный, синеватый, пахнущий пряными травами и чем-то еще (каннабиноиды добавлены для успокоения и подъема аппетита). Манфред принюхивается, шатаясь, поднимается на ноги, и отправляется искать туалет. Его голова отчаянно кружится. Он что-то бормочет наручным часам. —Алло, Гватемала! Сообщите дозировку пожалуйста. Поглядите в дереве мемов. Ничего не понимаю. О черт. Кем я был? Что случилось? Почему все расплывается? Не могу найти очки…

Из лепрозория выходит шумная компания — видимо, амбулаторные пациенты. Они одеты по-старинному — мужчины в черных костюмах, женщины в длинных платьях. На всех — одноразовые резиновые перчатки цвета электрической синевы, и у всех маски на лицах. От них доносится гул и потрескиванье зашифрованного потока обмена данными, и Манфред инстинктивно сворачивает за ними. Они все выходят из отделения интенсивной терапии — процессия из двух леди и трех джентльменов в эскорте, за которыми плетется помешанный и смятенный беженец из двадцать первого века — и спускаются по рампе для инвалидных колясок. Как они все молоды, смутно проносится в мозгу Манфреда. Где моя кошка? Да, Айнеко бы разобралась, будь Айнеко это интересно…