Акселерандо

—Проникло? Что ты имеешь в виду — проникло? — Воздух над столом разрывает нечеловеческий вопль, затем следует грохот на лестнице. Памела с трудом встает, вытирая губы салфеткой. —Это безопасно?

—Нет, это небезопасно. — Сирхан дымится от гнева. —Оно срывает мне обед! — Он смотрит наверх. На балконе мелькает оранжевый мех, а затем капсула Меркьюри начинает жутко раскачиваться на своих тросах. С поручня устремляется что-то гибкое, с двумя лапищами и покрытое оранжевой шерстью, оно бесцеремонно хватается за бесценную реликвию, пробирается внутрь капсулы и усаживается верхом на манекене, одетом в потрескавшийся от времени скафандр Ала Шепарда. —Это же обезьяна! Город! Я сказал, Город! Что эта обезьяна делает на моем званом обеде?

—Я приношу свои глубочайшие извинения, сэр, но я не знаю! Не позаботится ли сэр уточнить, о какой обезьяне идет речь? — отвечает город, из соображений приватности являясь только бестелесным голосом.

В интонациях Города проскальзывает нотка иронии, но Сирхан оставляет ее без малейшего внимания. —Что это значит? Ты ее не видишь? — вопрошает он, фокусируя свой взгляд на сбежавшем примате, который виднеется в висящей на потолке капсуле Меркьюри. Он пошлепывает губами, выкатывает глаза и перебирает пальцами уплотнитель на открытом люке капсулы. Обезьяна гукает что-то себе под нос, а потом высовывается из открытого люка и нависает над столом, сверкая задом. —В сторону! — кричит Сирхан своей бабушке, и машет рукой в воздухе, собираясь приказать роботуману отвердеть. Но поздно. Обезьяна с громогласным звуком испускает газы, и на стол обрушивается курящийся паром дождь экскрементов. Лицо Памелы — морщинистая маска отвращения, она спешно прижимает к носу вовремя подхваченную салфетку. —Чтоб тебя, твердей уже, быстрее! — ругается Сирхан, но пыльца из наноботов, повисшая в воздухе, отказывается реагировать.

—В чем ваши затруднения? Невидимые обезьяны? — спрашивает Город.

—Невидимые?… — Сирхан прерывается на полуслове.

—Ты что, не видишь, что она сделала? — вопрошает Памела — Она только что нагадила на главное блюдо!

—Я ничего не вижу — неуверенно говорит Город.

—Так вот, позволь тебе помочь. — Сирхан выкатывает один из своих глаз, фокусируется на обезьяне, и протягивает точку зрения Городу. Обезьяна обнимает своими руками крышку люка и поглаживает ее — как будто выискивает точки входа кабелей.

—О боже! — говорит Город. —Меня взломали. Предполагалось, что это невозможно.

—Как ты заметил, оказывается — это возможно — шипит Памела.

—Взломали? — Сирхан наконец оставляет попытки сказать воздуху, что делать, и сосредотачивается на своей одежде. Ткань сама собой расплетается и сплетается заново, превращаясь в бронированый гермокостюм, из-за воротника поднимается гермошлем, и накрепко захлопывается перед его лицом. —Город, пожалуйста, обеспечь моей бабушке защиту замкнутого цикла немедленно. Сделай ее полностью автономной.

Воздух начинает твердеть, кристаллизуясь в барьер прозрачного хрусталя, и заключает Памелу в большую сферу, смахивающую на гигантский шар для хомяка. —Если ты был взломан, то первый вопрос: кто сделал это — отчеканивает Сирхан, — второй — „почему“, и третий — „как“. Он лихорадочно проводит самопроверку, но в его собственной идентоматрице нет признаков несоответствий. К тому же в пределах полудюжины световых часов есть множество узлов, на которых дремлют его горячие тени, готовые к реактивации — в отличие от Памелы, не-послечеловека, он практически иммунен к обыкновенному убийству. —Что это за розыгрыш?

Орангутан ворвался в музей не так давно, и считанные секунды прошли с тех пор, как Город осознал свое печальное положение. Но секунды — вполне достаточное время. Мощные волны контрмер проносятся по обители-кувшинке. Крошечные невидимые робопылинки в воздухе расширяются и полимеризуются, формируя защитные барьеры. Они перехватывают голубей-пассажиров прямо в полете, запирают каждое здание и останавливают каждое существо на улице. Город проверяет свою доверенную кибербазу, начиная с самого примитивного и охраняемого ядра, и продвигаясь наружу, к периферии, а Памела быстро катится к отступлению, в безопасность этажа-мезонина и сада ископаемых. Тем временем Сирхан с налитыми кровью глазами направляется к лестнице, намереваясь устроить что-то вроде физической атаки взломщика. —Да кто ты такой, чтобы вламываться и срать на мой обед? — орет Сирхан, взбегая по ступеням. —Объяснись! Немедленно!

Орангутан нащупывает ближайший кабель и дергает за него, одним махом раскачивая однотонную капсулу. Он ухмыляется Сирхану, обнажая зубы. —Помнишь меня? — спрашивает орангутан с гортанным французским акцентом, говорящим многое.

—Помнишь?… — Сирхан замирает как вкопанный. —Тетя Нетти? Что вы делаете в этом орангутане?

—Борюсь с некоторыми сложностями автономного управления. — Обезьяна ухмыляется еще шире, затем сгибает руку в петлю и чешет под мышкой. —Прости, самоустановка пошла немного не так. Я только намеревалась сказать „Привет!“ и передать послание.