Акселерандо

«Я знаю, это большое потрясение для вас» - покровительственным тоном говорит Сирхан – «И это имеет прямое отношение к тому, о чем я говорил. Что обратимость значит для вас, применительно к тому, что вам дорого? Вы, если угодно, являетесь возможностью обратить все неудачи, заставившее автодарвинировать вашу главную версию, какими бы они ни были. Вы знаете, он уничтожал все архивы, о которых смогли разузнать его отражения, и вас спасла только задержка в один световой год и тот факт, что являясь активной версией, вы технически являетесь другой личностью. Теперь вы живы, а он мертв - что бы ни заставило его покончить с собой, к вам уже неприменимо. Думайте об этом как о естественном отборе среди различных версий себя. Выживает наиболее приспособленная версия вас».

Он показывает на вал кратера. Из его подножия слева внизу начинает расти диаграмма-дерево, и распространяется, усложняясь, вправо и вверх. Некоторые ветви отгибаются назад, она ширится и раскалывается по линиям таксономического раздела. «Это жизнь на Земле. Все данные, собранные палеонтологией о ее семейном древе» - напыщенно говорит Сирхан. «Позвоночные начинаются здесь» - он указывает на точку в трех четвертях пути снизу вверх – «и с тех пор у нас примерно сто видов окаменелостей на каждый мега-год. Большинство их найдено в последние два десятилетия, когда задача исчерпывающего картографирования коры и верхней мантии Земли с микронным разрешением стала осуществимой. И какое расточительство!»

«Это…» - Пьер быстро подсчитывает в уме – «пятьдесят тысяч различных видов. Тут что-то не так?»

«Да!» - пылко говорит Сирхан, отбросив чуждость и холодность. Заметно, что он пытается подавить волнение, и это дается ему с трудом. «В начале двадцатого века было известно примерно два миллиона видов позвоночных, и по оценкам, примерно тридцать миллионов видов многоклеточных организмов. К прокариотам те же статистические методы вряд ли применимы, но без сомнения, их тоже было огромное количество. Средняя продолжительность существования вида – примерно пять мегалет. Раньше полагали, что около одного, но это очень позвоночно-центрическая оценка - многие виды насекомых стабильны на геологических отрезках времени… И из популяции порядка тридцати миллионов с характерным временем смены в пять миллионов лет мы имеем образцы всего пятидесяти тысяч известных доисторических видов – это все, что собрано, со всех эпох. Нам известна только одна форма жизни из миллиона среди всех, когда либо существовавших на Земле. Так вот, ситуация с человеческой историей еще хуже!»

«А-а, так вы собираете память! Что на самом деле творилось, когда мы колонизировали Барни? Кто тогда выпустил жаб Оскара в микрограв-разделе Эрнста Сангера, и тому подобное?»

«Не совсем». Сирхан недоволен - как будто его прозрение обесценивается от того, что его нужно разъяснять. «Мне нужна история. Вся история. Я собираюсь захватить весь рынок фьючерсов в этой сфере. И для этого мне понадобится помощь деда – приглашая вас, я надеюсь, что вы поможете мне заручиться ей».

***

Все прочие пассажиры Выездного Цирка, потерявшиеся беженцы из прежних времен, вылупляются из своих инкубаторов в течение тех же суток и разбредаются вокруг, хлопая глазами на свет колец. Внутренняя система выглядит отсюда неясным пятном, раздувшимся багровым облаком, прячущим внутри себя Солнце. Но действо великого реструктурирования можно наблюдать и сейчас – в фрактальной текстуре колец, чересчур упорядоченной, чтобы быть естественной. Сирхан (или кем бы ни был таинственный устроитель воссоединения) обеспечил им все необходимое: еда, вода, одежда, жилища, полоса передачи данных - все это доступно в изобилии. Робо-пылинки конденсируются во множество форм разнообразных стилей, и на травянистом холме рядом с музеем вырастает маленький городок из домов-пузырей.

Сирхан – не единственный обитатель фестивального города, но остальные предпочитают оставаться наедине сами с собой. Сеть городов-кувшинок еще не готова к сатурналии, которая начнется, когда десятилетием спустя волна переселенцев ударит в эти инопланетные берега, и наступит время новой Ярмарки Миров. А пока что здесь, в целых световых минутах от цивилизации, желают жить только богатые изоляционисты и затворники-чудаки. Летающий цирк Амбер загнал местных отшельников в подполье, и некоторых из них – в прямом смысле: сосед Сирхана, Винка Кович, горько пожаловавшись на шум и суету («сорок иммигрантов! Бесчинство!»), подобно куколке в коконе завернулся в автономную капсулу и погрузился в спячку на конце шелкового троса в километре под ажурным каркасом города.

Но Сирхана, собравшегося устроить гостям знатный прием, это не остановит. Он вынес свой величественный обеденный стол наружу, а вместе с ним и скелет аргентинозавра. Точнее говоря, он устроил обеденную прямо внутри его грудной клетки. Он не собирался раскрывать карты в руке, но наблюдать за реакцией гостей, определенно, будет интересно. И возможно, веселье отвлечет его от мыслей о таинственном благодетеле, оплатившем все эти биотела.