— Вот в чем и беда. — Манфред делает хороший глоток Хефевайсена. — На этой планете живут уже шесть миллионов, и население растет как интернет первого поколения. Точно так же поначалу все друг друга знают, но приходит столько новичков, которые ни о чем в сети не ведают, что через пару мегасекунд все по новой, начинай — не хочу. Теперь появляются новые сети, и мы даже не знаем, что они существуют, а потом они прорастают политическими программами и подкапываются под нас. Мы идем против давления времени. Если мы не запустим дело сейчас — то никогда уже не сможем. — Он качает головой. — В Брюсселе все было по-другому, да?
— Да, Брюссель был зрелой системой. Ты нас покинул, и приходилось приглядывать за свихнувшимся от старости Джанни… Но сейчас нам придется куда как более туго.
— Демократия 2.0. — Манфреда передергивает. — Я не уверен в самой уместности голосования в такое время. Предположение, что все люди одинаково важны, сейчас звучит пугающе устаревшим. Ты все-таки думаешь, мы взлетим?
— Не вижу причин, почему бы и нет. Если Амбер захочет сыграть для нас Принцессу Мира… — Аннетт берет ломтик ливерной колбасы и задумчиво пережевывает его.
— Я думаю, это неработоспособно, как ни крути. — Манфред задумывается. — В таких обстоятельствах мне вся эта штука с демократическим участием видится спорной. Мы находимся под непосредственной угрозой, пусть она и долгосрочная — а вся эта культура в опасности превращения в классическую систему национальных государств. Хуже того — в несколько их, наслаивающихся одна на другую, с полным географическим взаимопроникновением и при том — неспособных социально взаимодействовать. Что-то я не думаю, что с такой телегой пытаться править курс — хорошая идея. Будут откалываться куски, можно получить весь набор нежелательных побочных эффектов. Хотя, с другой стороны… Вот если бы мы смогли заручиться достаточной поддержкой и стать
— Манфред! Ты нужен нам в форме — неожиданно выдает Аннетт.
— Я? В форме? — Он издает короткий смешок. — У меня бывало по одной идее в секунду. Теперь, наверное, по одной в год. Я же старый меланхоличный куриный мозг.
— Ага, но помнишь поговорку? У лисы много идей. У ёжика — одна, но это
— Ну и скажи мне, в чем моя большая идея? — Манфред наклоняется вперед, облокотившись одной рукой на стол. Одним глазом он разглядывает внутреннее пространство, где мощная ветвь выстреливает в него псефологическими формулами и анализирует предстоящую игру. — Скажи мне, куда я движусь?..
— Мне кажется… — Вдруг Аннетт прерывается и глядит за его плечо. Уединенность развеивается вмиг, Манфред в легком испуге оглядывается, и видит, что сад полон гостей. Не меньше полусотни гостей, и они столпились, как сельди в бочке. Вернувшись в реальность, он замечает над фоном и их голоса. — Джанни! — Аннетт, просияв, встает из-за стола. — Вот это да! Когда ты пришел?
Манфред моргает. Гость с виду гибок и молод, в его движениях чувствуется подростковое изящество, но нет и следа неловкости или угрюмой дерганости. Этот парень гораздо старше, чем выглядит. Птенец с виду, ястреб в генах…
Представитель золотой молодежи, воплощение образа столичного альфонса нулевых годов, широко ухмыляется и заключает Манфреда в медвежьи объятия. Потом он проскальзывает на скамейку рядом с Аннетт и непринужденно целует ее. — Ах, как хорошо, наконец, встретить друзей снова. Сколько лет прошло! — Он с интересом оглядывается. — Хм-м-м… Очень по-баварски — Он щелкает пальцами. — Мне… Друзья, а посоветуйте что-нибудь? Я так давно в последний раз пил пиво… — Его ухмылка делается еще шире. — В этом теле еще не пил.
— Ты ресимулирован? — выдает Манфред, не способный удержаться.
— Ты что, глупышка? Он же передался через телепорт. — Аннетт хмурится с неодобрением.
— О. — Манфред качает головой. — Прости…
— Ничего. — Очевидно, Джанни Витториа ничуть не смущает то, что его приняли за новичка прямиком из истории, а не того, кто шел через все эти десятилетия трудным путем.
— Когда пришло время шевелиться, мое, эм-м, старое тело не захотело переезжать со мной — так почему бы не устроить это все ловко и не принять неизбежное?
— Никогда не принимал тебя за дуалиста — с сожалением говорит Манфред.