Из густой тени навеса выплыл высокий, грузный силуэт в чёрном платье до пят, тёмной шерстяной шали, наброшенной на мощные плечи, и траурной вуали, собранной узлом на макушке. Смуглое, суровое лицо дамы, усеянное разнообразными бородавками и припухлостями, перетекало в два небольших подбородка, а те, в свою очередь, поддерживал индюшиный зоб, под которым, чуть ниже белого кружевного воротничка, начинался богатырский бюст. Узкие карие глаза, замечающие всё — от слишком новенькой ассигнации до последнего цыплёнка — оглядели приезжих, после чего дама медленно и величественно вынула изо рта сигарету на длинном мундштуке, подплыла к крыльцу и чуть склонила голову в поклоне:
— Буэнас тардэс! Сеньор Реннеро с сыном и дочерью?
— Да, это мы, — поспешно сказал Детлеф по-испански, то есть на том же языке, на котором был задан вопрос.
— Добро пожаловать в наш пансион, — басом сказала дама, не выразив ни тени удивления языковыми способностями гостя (она уже знала о них из писем), и, откашлявшись, протрубила:
— Жоан! ЖО-АН!
После третьего или четвёртого призыва из-за угла не слишком поспешной, вихляющей походкой (руки в карманах) вывернулся тощий, костлявый и кудлатый подросток примерно одного с Акселем возраста — в расшитой стеклярусом безрукавке на голое тело, грубых брезентовых шортах и босой. Аделита Монтьель Санчес де Мирамар — таково было полное имя хозяйки пансиона — неодобрительно оглядела его грязные ступни, но не стала отчитывать при гостях за нарушение инструкций. Было очевидно, что, если бы не ожидаемые гости, Жоан едва ли одел бы и безрукавку.
— Возьми у сеньора чемодан, — велела дама, указав глазами на Акселя. Жоан довольно небрежно выдернул ручку чемодана из пальцев мальчика, и тот заметил, что глаза у подростка какие-то разные: один серый, другой почти жёлтый. Всё это было довольно неприятно. Не могло быть сомнений, что в этом пансионе не останавливалась ни английская, ни голландская королева, не говоря уже об обеих сразу. Дженни Винтер явно была введена в заблуждение кем-то из своих знакомых, и когда она появится здесь собственной персоной, думал Аксель, надо будет ей об этом сказать. Хотя в целом здесь, кажется, уютно.
Пока Детлеф предъявлял документы на «ресепсьон» (то есть попросту у стойки в маленьком полутёмном и прохладном холле — на ней лежали какие-то проспекты, меню, а из-за неё поблескивал экранчик небольшого компьютера), Аксель и Кри приютились в необъятном кресле у шипастого кактуса. Луперсио же удалился под виноградный навес, где и впрямь получил чашку кофе, и, судя по восхищённому цоканью языком, собирался смаковать её часа три. В приоткрытое окно холла с цветными мозаичными стёклами долетали его клокочущие словосочетания: «разворотила мне полмашины», «страшный хряск», «глубокий обморок», «полиция по пятам» — и ещё какие-то гундосые звуки типа «й-э-э-э-эп» (может, так проявлял свои чувства слушающий его телёнок или ягнёнок?) Больше никаких постояльцев нигде не было видно — чему, впрочем, не стоило удивляться, так как было уже пол-третьего, то есть самый разгар сиесты.
Покончив с формальностями, сеньора Мирамар торжественно повела «семью Реннеро» на второй этаж и в таком же прохладном полутёмном коридорчике наверху вручила им ключи от трёх комнатушек: «7», «8» и «9». К удовлетворению Акселя, двери «7» и «8» — его и Кри — находились точно напротив, а дверь отца — чуть дальше от лестницы и за углом. Если что, можно будет посовещаться, не беспокоя папу…Сами же комнатки были чисто побелены и напоминали монастырские кельи: каждая с односпальной кроватью, гардеробом, тумбочкой и циновкой из цветной соломки на полу. Всё было простенькое, не новое, но очень чистое — нигде ни пылинки. Принимала у себя сеньора Мирамар коронованных особ, или нет, она явно всерьёз относилась к доброму имени пансиона, и его прохладные помещения до сих пор хранили влажный запах уборки.
Напоследок сеньора осведомилась, не покормить ли гостей с дороги, хотя час обеда уже прошёл. Но все дружно заявили, что не голодны: и отец, и дети изрядно перенервничали, им не терпелось остаться одним и всё обсудить. Тогда хозяйка напомнила, что ужин в пол-девятого, и отправилась, судя по её словам, на «ресепсьон» — «работать с документацией». (Аксель же заподозрил, что она спешит насытить голодного поросёнка, который хрюкал где-то невдалеке всё ожесточённее).
ГЛАВА V. ЛАМБАДА
— Может, вернёмся домой? — Это было первое, что сказал Детлеф Реннер своим детям, присев на край кровати, где, растянувшись на белоснежном, хрустящем белье, лежала Кри. Она сбросила чулки и туфельки и в изнеможении шевелила пальцами ног. Аксель примостился на подоконнике, откуда была видна солнечная лужайка и замыкавшая её стена сосен. Мальчик позванивал ключом от комнаты с прикреплённой к нему биркой «8», но явно не осознавал, что делает, то и дело переводя глаза с отца на сестру.
— Почему мы должны вернуться, папочка? — пробормотала Кри, уминая носом подушку. Детлеф широкой ладонью пригладил разметавшуюся прядь её волос и серьёзно ответил: