— Только не сейчас! — поспешно сказал Аксель. — Пусть сначала придёт в себя…К тому же у нас нет времени, нужно убираться с этого острова подобру-поздорову!
Октавио тут же начал с жаром молить об отмене этого решения, но всё, чего совместно с Кри добился — в зарослях, чуть в стороне от тропы, возникло из пустоты громадное трюмо, чтобы он мог хорошенько разглядеть свой новый наряд. Аксель был уверен, что этот костюмчик — лучшее приобретение Октавио за всю жизнь…к тому же ему предстоит сегодня узнать о смерти родителей…Так что юный португалец досыта навертелся перед зеркалом, хотя, по мнению того же Акселя, мог бы вести себя более по-мужски. Трюмо уничтожать не стали — пусть остаётся для туристов, которые захотят привести себя в порядок после купания. Ну и, чтоб отпугнуть какую-нибудь рысь, если она тут всё-таки заведётся. Затем все благополучно проскользнули в патио через задний двор, никого не повстречав — даже кур; бедняжек последнее время держали взаперти, и, как теперь знал Аксель, без всякого основания.
Первый, кого они увидели во дворике, был, к сожалению, не Детлеф Реннер, а Жоан. Он спешил от чёрной лестницы под окном Акселя к «ресепсьон» с таким тревожным, обалдевшим видом, что тот почувствовал: нужно его окликнуть.
— Эй, Жоан! Погоди!
Тот обернулся. Его всегда оливковое лицо имело сейчас скорее меловой оттенок.
— Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?
— Я-то ладно, а вот Пепа… — выдавил из себя Жоан.
— Что? Что? — посыпались встревоженные вопросы. Секунду Жоан колебался, но, видимо, решив, что от Акселя всё равно не скроешь, бросил:
— Не в себе она…Может, перегрелась на солнце. С обеда её не было нигде. А сейчас пришла встрёпанная и несёт всякое…Тётя хочет в город её везти, к врачу.
— Очень хорошо, что мы тебя встретили! Слушай внимательно, Жоан. Пепа в полном порядке, и никакого ей врача не надо! Передай сеньоре Мирамар, пусть она остаётся в пансионе. Я сейчас поговорю с моим отцом, и мы оба вам всё объясним. Понял?
— Да ты-то почём… — с подозрением начал Жоан. Но тут взгляд его скользнул по Октавио и его шикарному наряду, и он запнулся. — А…это…
— Это турист. Может, он у вас поживёт немножко. Но для этого нужно, чтобы ему тут понравилось. Без шума и глупостей! Ты скажи тёте: мы просим накрыть стол за ужином ещё на одного человека.
— Скажу, — обрадованно кивнул Жоан. И заторопился, чуть прихрамывая.
Аксель глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он был рад слышать, что нашлась настоящая Пепа, но как-то не был уверен — после сегодняшнего — в своём желании видеть её. Или, может…Ведь она видела его во сне! Но ему не дали времени на раздумья.
— Вообще-то я уже здесь, — прогудел за его спиной знакомый голос. — Нам и впрямь пора поговорить, Акси…
Аксель резко повернулся и ткнулся носом в атлетический торс отца.
— Вы, значит, встретили знакомого туриста? — с еле заметным сомнением в голосе спросил Детлеф Реннер. — Добрый вечер!
— Гутен абенд, — робко сказал Октавио, не отдавая себе отчёта, что говорит на чужом языке.
— Папа, это Октавио де ла Крус! — торопливо выпалил Аксель. — Он…
— Втроём поговорим, так? — уточнил отец, видя, что сын замялся.
— Ни за что! Кри и Дженни отведут его в мой номер. Давай, Кри, бери его в работу, а я…
— А ты бери в работу меня. Может, на пляж пойдём? Хотя…крюк давать из-за этой рыси…
— Не было никакой рыси, папа! Сюда…
Аксель увёл отца в тень конюшни, и так как его рассказ отнял бы массу времени (а во всех деталях — много дней), предложил обойтись совсем без слов. Тем более, что Детлефу всегда удавались скупые и односложные вопросы, на которые его сыну почему-то никогда не удавалось так же скупо и односложно ответить. Аксель просто вложит в папину голову все свои мысли магическим способом, о’кей?
— Не знал, что ты колдуешь без усилителей, — заметил тот.
— Могу, могу, я теперь всё могу…Поехали! — И Аксель пробормотал заклятие. И замер, с тревогой следя за лицом отца.
Детлеф сморщил лоб, потёр его большой ладонью, затем глубоко и шумно вздохнул, качая головой:
— Дела-а…А ведь я чуял неладное! Ещё тогда, на шоссе, сразу, как эта чёртова сосна рухнула. Ну, рухнула она, а отчего, думаю, на «ситроене»-то ни царапинки? Хотел даже вам сказать, когда мы в номере у Кри сидели, да засомневался: может, напраслину возвожу на человека? Довёз нас всё-таки, не угробил…И вас чего зря пугать? А вы и не испугались…
В последней фразе Акселю послышался очень большой укор.
— Папа! Если б я всё тебе рассказал, ты ни за что не отпустил бы нас! И мы не спасли бы Октавио…
— Ладно! Этот разговор мы отложим до Мюнхена. Но он будет, поверь мне.
— Верю, верю, — вздохнул Аксель. — А сейчас…
— Надо выручать парня. Да. И всё-таки, что бы там ни говорили эти самые духи, а он в доме своей тётки!
— Может, даже она возьмёт его, — сказал Аксель. — Чтоб шуму не было! Сплетен и пересудов…Чтоб никто, боже упаси, не узнал, что она тоже де ла Крус. Но ему не будет здесь хорошо, папа. Поверь и ты мне! Она заставит его грести навоз с утра до вечера, и он станет прислугой Жоана.
— И что мне нужно сделать — усыновить его?