АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 2

— Что ты такое говоришь? — переполошилась Ксения. — С ума сошёл? Асечка, ты его не слушай, он просто пошутил. Глупая шутка и нисколечко не смешная. Есть Мадагаскар. Мы ведь видели с тобой по телевизору, помнишь?

— Ага, — сказала Аська, — помню.

И опять отвернулась к окну.

Она знала: это вовсе не шутка. Нет никаких замечательных зверей. Нет ни лемуров, ни слонов, ни жирафов. И нет никакого тропического острова.

Все любимцы это знают.

АЛЕКСЕЙ ИСКРОВ ГРИБНОЙ ГОД

Давно это было. Лица, имена, водоворот глупых, бессмысленных слов прошли мимо и остались позади, растаяли в тумане прошлого. А лето… Лето я помню очень хорошо. Закрою глаза и сразу вижу зеленеющий лес и Варю, на ней белоснежное платье, она смеётся. Так отчётливо, так живо вижу, протянешь руку — коснёшься. Многие воспоминания ушли, но события того июня навсегда выжжены в мозгу, словно и не было ничего в жизни больше.

За тонкой стеной соседка орёт раненым зверем, муж пытается её успокоить, затем звонит куда-то, кричит, но в голосе не столько отчаяние, сколько злость.

Ночью не заснуть. И я начинаю писать. И лето снова пышет зелёными красками, пахнет ароматом костра.

Костры мы жгли в заброшенном коровнике, кособоком бетонном здании с выбитыми окнами, со всех сторон окружённом высоким сором. Саня попробовал картошку и сплюнул в золу.

— Сырая ещё, зараза. Ни хрена не получается.

Я пожал плечами и поковырял прутом угли.

— Скучно, — Варя зевнула и потянулась. —

Ром, пойдём домой. Бабка заругает.

— Цыц, — ответил я.

Саня достал из кармана помятую папиросу, подпалил и выпустил горький густой дым, который медленно, точно нехотя смешался с дымом от костра.

Пламя тихонько трещало, отбрасывая на стены высокие тени. Варя сложила пальчики, и на стене появилась морда огромного пса.

— Скучные вы, — Варя снова зевнула. — По грибы завтра пойдём? Там их куча целая. Саня кивнул и улыбнулся. Моя сестра ему нравилась, тут гением не надо быть. Верка сявила мне, что видела, как Саня и Варька целовались. А мне что?

— Бабка говорит, грибной год — плохо, — вспомнил я.

— А почему? — удивился Саня.

— Чёрт её разберёт.

Варя пихнула меня локтём в бок.

— Пойдём домой, ну. Бабка орать будет. А завтра по грибы. Всё равно картоха у вас противная получается.

Я встал, отряхнул штаны, собрал в корзинку не пострадавшую от наших рук картошку.

— Пойдём, нытик.

Саня затоптал костёр, и мы медленно направились к дому. От летней духоты не осталось и следа, вечер дохнул холодом, небо переливалось звёздами.

— В городе такого не будет, а? — спросил Саня и невзначай приобнял Варю за плечи.

— Неа, — ответила сестра, задрав голову.

Я закатил глаза и ускорил шаг. Узкая тропинка вела сквозь поле, вдалеке сияли окна домов. Ветер трепал волосы и гладил лицо, а с неба подмигивали бриллианты звёзд. Действительно, красиво.

Об этом тихом вечере я вспоминаю с особенной тоской. Больше таких вечеров в моей жизни не было.

Утром меня разбудила Варя, уже одетая в белое платье. Она нависала надо мной, уперев руки в бока и поджав тубы, из окна на ее личико падал луч солнца, она хитро жмурилась.

— По грибы, — приказала сестра.

Я со вздохом зарылся в пододеяльник, но Варя, когда хотела, умела быть очень убедительной; после пяти минут нытья я понял, что покоя не будет, и встал.

Во дворе уже ждал Саня в голубом чепчике, держал в руках корзину и лыбился во все тридцать два зуба. Варя взяла у бабки ведёрко, повязала на голову ярко-красную косынку, спрыгнула с крыльца и побежала в сторону леса. Белоснежное пятнышко среди жёлтого поля. Саня припустил за ней. Я лишь покачал головой. Солнце душило, обжигало, от него не спасала даже футболка, которую я стянул и повязал на голову, по спине бежал пот, а мозги варились внутри черепной коробки.

Друзей я нагнал уже на тропинке в лес. Варя сидела на корточках и внимательно изучала землю. Вскочила, завизжала и продемонстрировала нам с Саней гриб.

— Это мухомор, дура, — сказал я.

Варя надула губы.

— Не ври.

— Я и не вру, — но усмешки сдержать не смог.

— Хорэ тебе, Ром, — вступился за благоверную Саня. Я только махнул рукой.

В лесу стало прохладнее, пахло травой и чем-то едва уловимым, но тяжёлым, неприятным. В городе во дворе как-то сдохла кошка и пролежала на солнце неделю, пацаны её палкой переворачивали. Похожая вонь стояла в лесу, но менее сильная.

Тропинка уводила нас всё дальше и дальше. Потеряться мы не боялись. Лес — он только так назывался. На деле рощица, дай бог. Сочная, зелёная листва тихо шелестела, едва слышно щебетали птицы, Варя кричала от радости каждый раз, когда находила новый гриб, а Саня хвалил её и гладил по голове. Зачем только меня тянули?

— Сань, дай папиросу, — попросил я. Курить мне не нравилось, смолил реже, чем Саня, но иногда мог побаловаться.

Он кивнул и протянул папиросу со спичками. Я закурил. Горло дерануло наждачкой, голова слегка закружилась, а во рту теперь ощущался привкус травы.

Толстые осины расступились, открывая большую поляну.

— О, сейчас поживимся! — закричала Варя, бросилась вперёд, но замерла на полпути.