АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 3

Все это время она была здесь, обитала в коридоре, дожидаясь, пока Пётр отвлечётся от чтения, выйдет в коридор, чтобы заметить ее. Все это натолкнуло его на мысль, что появление тени как-то связано с числовыми выражениями Тоберса Майера, но самого отождествления этой связи не вышло. Тень и числовые значения трактата представляли собой обособленные, никак не связанные друг с другом события. И все же некое взаимодействие существовало между ними. Тонкая связующая нить между двумя взаимоисключающими константами. Возможно, что сама числовая философия Майера, отчасти взятая из научных трудов эксцентричного эзотерика, породила и вычленила это существо, во многом противоречащее общему представлению Точилова об устройстве настоящего мира. Тень существовала без хозяина, словно некто поработал волшебным скальпелем, отделив ее от законного владельца. Трудно сказать, что было страшнее: тень или ее впитывающая свет перетекающая форма. Пётр не последовал за ней. Ничто и никто не принудит его пойти следом за существом из мрака. Отступая, Точилов скривился от боли. Новый шаг дался ему с ещё большим трудом, чем первый. Он с ужасом понял, что повернуть назад уже никак не сможет.

— Хочу, чтобы ты пошёл за мной, — раздался в голове голос, напоминающий писк летучей мыши и скрип старых железных петель.

— А если нет? — медленно проговорил молодой человек, чувствуя, как страх душит все сильнее; даже мысль о том, чтобы вернутся в кабинет и нажать тревожную кнопку, исчезает.

Осмелился возразить тени и почувствовал, что душа не на месте. Правда, ощущал страх лишь телом, тогда как душа, чтобы спастись, была где-то далеко, может быть, даже покинула это измерение в поисках другого носителя, другого Петра Точилова, который не читал трактат этой ночью, который спал и видел сладкие сны.

Тем не менее, сейчас парень ясно видел и чувствовал закутывающий морок кошмара. Тень снова заговорила с ним:

— Не пойдёшь — не узнаешь самое важное, то, чего ты всегда хотел и жаждал! — теперь голос искажался, звучал повелительный тон древнего затаившегося зла.

Стоило попытаться.

Пётр не мог пошевелиться, мышечная память как будто истёрлась, и теперь им владели новые импульсы, которые управляли им словно какой-нибудь марионеткой в искусных ловких руках.

Точилов направился в сторону туалета, туда, где исчезла тень. Точнее, не исчезла, а ждала его где-то в глубине.

Само приближение к кабинке, где, предположительно, обитало зловещее, отзывалось в голове острым завораживающим чувством, будто весь рациональный мир исчез, растворился в мутном облаке, и теперь здесь и сейчас существует другая реальность. Молодой человек был близок к тому, чтобы взяться за ручку, открыть дверцу и увидеть существо.

— Я здесь! Что теперь? — осторожно и вкрадчиво проговорил Пётр. Он чувствовал, что это не его слова, он не хотел говорить это, но как-то получилось утвердить своё повиновенческое присутствие.

— Теперь открой! — повелел голос.

Точилов взялся за ручку, осторожно, очень медленно приоткрыл дверь. Он боялся увидеть силуэт, очертания чудовища, нарочно оттягивая этот момент.

Тени там не было, но существовала некая тёмная эфемерность ее присутствия, некая непреложная константа ее незримого, но твёрдо ощутимого всеми фибрами телесных чувств существования.

Пётр заглянул туда, где, как ему казалось, слышалось едва различимое шевеление — на дно унитаза. Там была чёрная спираль, оставляющая перетекающие мазутные пятна. Точилов всмотрелся: спираль меняла цвета. Таких цветов он прежде никогда не видел, таких ярких, маняще притягательных. Хотелось потрогать эту спираль, пальцами почувствовать её сияние и притягательную красоту. Однако что-то удерживало его от этого, что-то, что осталось вне влияния тени, крохотный кусочек разума, который просил ничего не трогать. И все же некий импульс проник в его правую руку, заставил коснуться неведанного.

В глазах резко потемнело, однако боли не последовало, могло статься так, что смерть застала Точилова врасплох, накрыла своим темным одеялом, принесла вечный сон.

* * *

Парень очнулся на мокром полу, от которого сильно пахло свежей хлоркой, и все вокруг будто было пропитано ею, даже воздух. Откуда-то издали слышалось чавканье, словно кто-то в тяжёлой обуви топчется на одном месте, а грязь пристаёт к подошвам и хлюпает под ногами. Пётр приподнялся на локтях: он был в большой комнате со старым болезненно-желтоватым кафелем. Под прокопчённым потолком одиноко висела сгоревшая лампа. Чавкающий звук слышался совсем рядом, но, даже всматриваясь сквозь густой сумрак, Пётр так и не понял, что его издаёт. Где-то в глубине комнаты заиграла невидимая флейта.

Точилов слышал музыку, но не видел музыканта; возможно, кто-то извне поставил магнитофонную запись. Эта атмосфера тяжёлого уныния и безысходности столь угнетающе действовала, что казалось, будто слизь, оставленная садовым червём, клокочет внутри, выбивается наружу в порыве желудочного спазма. Вьётся в голове. Сдавливает.

— Услышь! — прошипела тьма.