Акимуды

Внезапно, после гимна, на площади появились девушки в белых дубленках и белых кружевных платках. Они принялись раздавать страждущим бесплатно бутылки водки. Начался всенародный праздник. Губернатор пригласил Посла в здание городской Думы на главной площади – площади Ленина.

– Как ты относишься к Ленину? – спросила Зяблик Посла.

– Отстань, – огрызнулся Акимуд.

В Думе все уже было накрыто. Столы ломились от разносолов. Огромные осетры, как птицы, носились в воздухе. Губернатор склонился к царю:

– Ко мне прибегают ночью помощники из трактира «Золотой ярлык», будят, говорят, приехал к нам в город человек, очень похожий на царя.

– Как называется ваш город? – спросил Акимуд.

– Великие Помочи, батюшка, – молвил губернатор. – Один из самых старых городов на Руси. Святой город! Имеются иконы Андрея Рублева. Возьми меня в услужение. Буду преданным рабом твоим, батюшка.

Почетные граждане города плакали от переполнявших их чувств. Все превратилось в демонстрацию любви к русскому царю.

Неожиданно среди гостей появился Куроедов.

– Можно тебя на минуточку? – прошептал он Зяблику.

– Ты меня любишь? – поинтересовалась Зяблик.

– Прекрати! Ты что, решила свергнуть конституционный строй?

– Брошенный мужчина не может быть тайным агентом, – жестоко ответила Зяблик.

078.0

<ТЕОМАХИЯ>

Вернувшись в гостиницу, в номер, заваленный букетами цветов и подарками, Акимуд затосковал. В нем словно проснулся какой-то недуг. Зяблик всполошилась. На желто-коричневом, холмистом диване он лежал, вялый и бледный. Он жестом попросил задернуть занавески нашего номера люкс.

– Что с тобой? – не унималась Зяблик.

Акимуд мутным взглядом посмотрел на меня:

– Ты пойдешь со мной в Ливан за кедровым лесом?

Мы с Зябликом переглянулись.

– Я – создатель колеса, – кивнул нам Посол. – Раньше люди росли под землей, как трава. Проделаешь мотыгой дыру в земле – оттуда лезут люди.

– Он бредит, – ужаснулась Зяблик.

– Молчи! – шепнул я.

– Или взять Бабу-ягу со змеиным хвостом… У нее грязь под ногтями, выкрашенными в красный цвет. Она легка, как пушинка, – питается душами умерших. А я прошу, – голос Посла приобрел болезненную силу, – выпустить мертвецов, пожирающих живых!

– Милый! – вскричала Зяблик.

– Да, – сказал Посол. – Мы грубы, злы, жестоки. Наши решения объясняются нашими капризами, пьянством, распущенностью. Человек создан для того, чтобы трудиться на нас. Вот и всё.

– А как же любовь? – не поняла Зяблик.

Он внимательно посмотрел на нее:

– У тебя есть булавка?

– Есть в сумке.

– Достань.

Зяблик стала копаться дрожащими пальцами в сумке.

– У женщин в сумке никогда ничего не найти, – заявил Посол.

– Сейчас найду, – пообещала Зяблик.

– А вот шумеры, они знали, эти древние шумеры, что такое Акимуды. Они называли наш остров по-своему:

Тильмун.

– Шумеры? – переспросил я.

– Тильмун, – через силу повторил Посол.

– Я нашла! – закричала Зяблик.

– Что ты нашла?

– Булавку!

– Хорошо, – очень слабым голосом откликнулся Посол. – Сделай для меня доброе дело. Проткни ей свой язык.

– Зачем? – Зяблик в панике посмотрела на него.

– Надо.

Зяблик замерла.

– Это так просто, – сказал Посол. – Неужели ты этого не можешь для меня сделать?

– Ты всегда что-то такое придумаешь…

– Всегда, никогда – типично женские выражения, – затосковал Посол.

Зяблик высунула язык. Он у нее оказался красным, совсем не обложенным. Здоровый девичий язык. Она посмотрела на меня.

– Ну, давай! – попросил я ее.

Она проткнула язык булавкой. Глаза Зяблика побелели от боли. Яркая кровь хлынула ей на подбородок. Капли крови закапали на пол, на гостиничный паркет.

Посол откинулся на спинку дивана и зарычал.

079.0

<ДВА КРАНА>

Это – ванна с двумя кранами. Из одного течет божественная вода, из другого – человеческая. Они перемешиваются, порождая странные картины. Некоторые думают, что вода течет только из одного крана – человеческого; более того, второго крана вообще не существует. Другие, напротив, считают, что вся вода, собранная в ванне, божественного происхождения, что это – святая вода, и в нее свято верят, поклоняются ей. Совершают в ней разные омовения.

Слово помогает человеку. Но оно превращается в рельсы, по которым он катит, громыхая и искря, как трамвай.

Слово подрывает его безграничность.

Взаимодействие между первым и вторым краном порождает духовный мир.

Миф обтекает тебя и стремится дальше. Его нельзя сфотографировать. В отличие от старых скелетов прошлых мифов.

Божественный кран стал работать хуже, чем раньше. Засорился. Он был узурпирован человеком, который не прочел до конца мысли о божественном самоограничении и самовозвеличился. Миф продолжился, но получил комические формы выражения. Одной из них стала современная жизнь.

Власти взяли на себя командование божественным краном. Миф – угроза для всякого правителя, который строит свою власть по закону узурпации божественного проекта. Миф его неизбежно разоблачает. Но миф с ним непостижимым образом и считается. Ошибка правления – часть человеческого переживания.