Ахульго

«Смирнаа-а!» – эхом пронеслось над рядами, и трубачи во главе со Стефаном заиграли генерал-марш.

Граббе, при всех своих орденах и в белых перчатках, на вороном коне начал объезжать войска, стоявшие поротно в батальонных колоннах. Впереди Граббе ехали четыре есаула из линейных казаков, а позади командующего – свита, состоявшая из полковых командиров, старших офицеров и адъютанта. Замыкал свиту конвой из тридцати конных казаков и десятка милиционеров.

Приняв рапорты и поздравив войска с предстоящим походом, Граббе произнес давно заготовленную речь:

«Войска главного отряда!

Высокая цель и великая милость государя нашего императора Николая I сделали меня вашим начальником!

Полагаю для себя особой честью стать в ряды ваши, в ряды кавказских героев, прославивших силу нашего оружия.

Я бился с врагами отечества в Европе, а теперь пойду с вами на полудиких обитателей здешних гор и лесов. Но служба государева везде равна, и враги его должны повсюду быть повержены вами, храбрые воины!

Вам знакомы уже, ребята, труды и неприятель, на которого я поведу вас. Одна сила оружия укротит или истребит этих нарушителей спокойствия как в горах и лесах, так и в самых границах наших. Пойдем, отыщем их в их убежищах, которые они почитают неприступными. Откуда человек выходит – туда достигнет наш штык.

Много есть между ними таких, которые желают наконец покоя, под защитою нашего оружия. Отличим их от непокорных там, где они явятся. Женщинам же и детям, ребята, непременно и везде – пощада! Не будьте страшны для безоружных.

Приступим же к нашему делу с надеждою на Бога и государя. Дружным натиском и верным штыком выбьем мы неприятеля из-за скал и завалов. Бросится ли он на вас, примите его бесстрашно, и он обратится назад. Так с Божией помощью проложим мы дорогу для себя и для славы нашей в потомках.

Твердо полагаюсь на вас, господа начальники всех чинов, в строгом наблюдении за исполнением смысла сего приказа.

Вы поведете умно и неустрашимо солдат, уже известных своею храбростью!»

Войска ответили оглушительным «Ура!».

Затем начался молебен. Священник обошел ряды со святою водой и пением «Спаси господи, люди Твоя и благослови достояние Твое». Солдаты, обнажив головы, усердно крестились и повторяли молитвы.

В завершение смотра войска прошли под торжественную музыку церемониальным маршем. И хотя Граббе не всем остался доволен, но воодушевление войск так его растрогало, что генерал смахнул перчаткой слезу.

Граббе осознал себя повелителем всей этой грозной массы, и ему не терпелось пустить ее в ход. Оставалось лишь сформировать походный штаб отряда. Это было важнейшим делом, особенно потому, что по окончании похода первыми получали награды именно штабные, порой за чужие подвиги, а тем, кто действительно воевал, могло ничего и не достаться. Граббе велел делать назначения, не взирая на звания, и первым зачислил в свой штаб Милютина.

Но начальником штаба снова оказался Траскин, который и принялся назначать остальных штабных чиновников, начиная с дежурного штаб-офицера, которым сделал своего приятеля по кутежам. Штаб-офицер, в свою очередь, назначал адъютантов, те – писарей, ординарцев, вестовых, денщиков и прочих нужных в штабе людей, которые, про преимуществу, оказывались старыми знакомыми адъютантов.

Граббе торопился двинуться в поход, но Траскин отговаривался тем, что не все еще заготовлено и не все транспорты прибыли. Еще больше не хватало Траскину лошади для себя самого. Ему приводили одну сильнее другой, но никак не могли выбрать подходящую. Лошадей приводили с конного базара в Эндирее. И каждый хозяин нахваливал свою, рассчитывая выгодно ее продать.

– Всем хороша, ваше высокоблагородие!

Траскин недоверчиво косился на скотину и спрашивал:

– Чем же она хороша?

– Сильна, как буйвол, ваше высокоблагородие.

– А меня выдержит? – сомневался Траскин.

– Бог даст, выдержит, ваше высокоблагородие, – обещал продавец.

– А как резва!

– Пошел прочь, дурак! – сердился Траскин.

Однако не пешком же ему было отправляться в горы? Это было бы еще невозможнее, чем найти подходящую лошадь. И Траскин взбирался на лошадей со ступенек штаба в специально для него сделанное седло, но редкая лошадь могла потом идти, не говоря уже о том, чтобы скакать.

Однажды ему привели верблюда. Хозяин убеждал, что лучше этой неприхотливой и выносливой скотины Траскину не сыскать:

– Носит, как пять лошадей, а в корме и питье до невероятности воздержан!

Продавец брался выучить Траскина ездить на верблюде, а верблюда – слушаться такого большого начальника. Несмотря на всю нелепость этого предложения, вызывавшего у остальных лишь улыбки, Траскин чуть было не согласился. Для опыта он велел проехать на верблюде своему адъютанту. Но тот не совладал с животным и свалился через несколько же шагов. Если бы такое случилось с Траскиным, он вряд ли бы когда-нибудь вообще поднялся. Верблюду дали отставку.

Экипажи для горных дорог тоже не годились, как не помещался Траскин и в обычной походной палатке.