Акапулько

Форман очень хотел напиться. Напиться до безумия, до помрачения рассудка. Напиться наверняка, напиться так, чтобы можно было с полным основанием выглядеть абсолютным идиотом в глазах окружающих, — напиться для того, чтобы иметь вне себя неоспоримую причину, понятное всем объяснение того состояния оцепенения и окоченения всех своих чувств, которое иначе выглядело бы просто нелепым и неуместным… Напиться, чтобы скрыть и оправдать свое переполненное злостью разочарование, свою неспособность стать тем человеком, каким он хотел быть… каким ему необходимо быть. «А каким..?» Мимо него пробежал официант, и Форман вцепился в него, требуя повторить заказ для всей компании. Напряжение в Формане нарастало, овладевало всем содержимым его черепной коробки. Над левым глазом внезапно вспыхнула пронзительная боль. Невидимые путы удерживали его на месте, а вокруг сгрудилось полчище беззвучно вопящих от радости лилипутов, вонзающих свои заостренные копья в его тело.

Где-то в темноте зазвучала гитара. Форман напрягся, чтобы вспомнить мелодию.

— «Эстрельита»? — завопил он срывающимся голосом.

— Что?

— Песня, песня, да эта песня, черт подери…

Музыка перемежалась девичьим смехом, в котором не было слышно ни чистоты, ни удовольствия. На Формана накатил страх, и он подавился его злобой.

— Что, черт возьми, происходит?

— Там играют…

— Куда мы приехали?

— В «Эль Тибурон»…

— Чтоб они сдохли, все эти акулы!

Откуда-то из темноты выплыл голос Лео.

— Я буду поблизости.

Кто-то держал Формана за руку. Он дернулся, чтобы высвободиться. Его куда-то тащила Шелли, очень маленькая Шелли, как будто стоящая в конце длинного туннеля.

— Нам надо идти…

Прямо перед ним остановилась высокая девушка в розовом кружевном платье. Ее глаза казались огромными кругами, а на губах, словно приклеенная, застыла улыбка.

— Потанцуй со мной…

Форман танцевал, двигаясь сквозь мрак. Из невидимых углов комнаты доносилась чуть слышная музыка и шарканье ног других танцующих. Девушка была крупной, ее руки цепко держали Формана, а от живота через одежду просачивался жар.

— Меня называют Чарлин.

— Называют?

— Люди называют. Мужчины.

— Как еще они тебя называют? — Он рассмеялся, и знал, что это не смешно.

— Разные мужчины имеют разные вкусы. А у тебя есть что-нибудь особенно любимое?

— Что касается вкусов, я в меньшинстве, — сказал Форман.

— Я этому не верю.

— В меньшинстве, которое предпочитает всем удовольствиям на свете шоколадный пудинг с холодным как лед и сладким кремом. Моя мать его толкала всяким сластенам, так что ей не составило труда приучить к нему и меня.

Праздничная улыбка уменьшилась до размеров тоненькой ниточки.

— Это что, шутка?

— Юмор является крестным отцом слез.

— Мне кажется, я тебя не понимаю.

— Я тоже. У меня, черт возьми, такое чувство, будто я что-то ищу и не имею ни малейшего понятия, что именно.

Чарлин подвинула свое широкое бедро так, чтобы оно попало между ног Формана.

— Размышления о серьезном могут сделать мужчину непригодным для других вещей. У меня есть комната, давай пойдем туда. Я точно знаю, что смогу отвлечь тебя.

Форман постарался трезво оценить ситуацию — и рассмеялся.

— Что у тебя на уме?

— Все. Скажи, что ты хочешь, и Чарлин доставит все тебе в лучшем виде. Ты и я вместе. Или же ты предпочитаешь что-нибудь более интересное, других девочек? А может, желаешь взять своего симпатичного приятеля? Хочешь — смотри, как Чарлин будет делать то, что она умеет делать очень хорошо, — а хочешь, сам присоединяйся, как тебе больше нравится.

Форман высвободился из объятий, отступил назад.

— Сукин сын! Так это бордель!

— Прошу тебя. Не нужно ругаться в общих комнатах. Наверху, если это доставит тебе удовольствие…

Форман, спотыкаясь, подался прочь, выискивая глазами Шелли. Он позвал ее по имени. Громче. Он за что-то зацепился, упал, потом поднялся и пошел дальше. Открытая дверь привела его в комнату, заставленную книжными полками. В кресле, читая какую-то книгу, сидел мужчина с седыми волосами. Он поднял голову.

— Вы что-то ищете?

Форман нырнул обратно в темноту. Опять пошел вниз, чувствуя под ногами каменный пол. Его лицо тронула прохлада, и Форман задрожал. Он стоял на открытом патио перед домом. Он снова зашел внутрь.

Рядом с Шелли, назойливо поддерживая беседу, сидел прилизанный мексиканец с громадными белыми зубами и постоянной улыбкой на лице. При приближении Формана он встал и приготовил руку.

— Señor, меня зовут Роки. Я тут развлекал вашу супругу, пока вас не было.

— Эта дама не моя жена, — выпалил Форман. — С вами все в порядке? — обратился он к Шелли.

— Пол, пожалуйста, уведи меня отсюда. Я боюсь.

— Здесь нечего бояться, — вмешался Роки. — Все, что вы хотите, будет исполнено. Я уверяю вас…

Форман направил свой кулак в нижнюю часть живота Роки. Из того с хрипением вырвался воздух, и мексиканец сложился пополам. Форман ударил его по затылку, и Роки растянулся на полу.

— Пошли, — сказал Форман, беря Шелли за руку. — Вечеринка закончена.