В основном зале творилось странное. Первое, что я поняла – активная фаза все ещё не начата и куча костюмированных студентов в нетерпении повернулись в сторону так называемой сцены. Второе – сейчас будет что-то важное.
– Твою ж кочерыгу, – выругалась я и постучала по уху. – Эй, алло, меня слышно? Прием!
В ухе захрипело, зашипело, кажется пару раз прозвучал голос Алекса, но я так ничего не разобрала. Тогда попробовала связаться через ятп, все равно Фабиана рядом нет, а остальные увлеченно таращатся на сцену. Поэтому развернувшись лицом к стене, я пригнулась и крутанула крохотное яблочко. Фрукт быстро покатился по окружности, я сосредоточилась на Алексе и даже на пару мгновений увидела его злое и крайне решительное лицо. Но потом по визуализации пошли волны и все прервалось.
Я прорычала:
– Да что за связь галимая! Два канала, а толку нихр*на!
Но продолжить негодовать мне не дал величественный возглас со стороны сцены:
– Собратья, как вам отдыхается?
Толпа радостно взревела, а я обернулась и увидела, как на подмостки вышла невысокая девушка в летящем платье из шифона густого болотного цвета, голова покрыта такого же тона накидкой, а лицо скрыто белой маской.
– Жрица! – раздались счастливые возгласы в толпе. – Наша жрица!
Она раскинула руки и продолжила вещать:
– Сегодня особая ночь! Вы готовы встретить её, как подобает?
Люди снова одобрительно закричали, над головами вскинулись руки, в воздух полетели платочки.
– Готовы, жрица!
– Готовы!
– Тогда, – снова заговорила незнакомка, которую именовали жрицей, – вы знаете, что делать!
– Знаем!
– Мы знаем!
В какой-то человеческой мурмурации люди вдруг расступились, образовав круг и освободив место в центре зала. Я стояла у края на ступеньке, так что с этого ракурса смогла разглядеть на полу выбитый в виде желоба прямоугольник размером примерно два на два метра. В его середине такой же желоб, только ромбовидный.
Подобных изображений я прежде не видела, но судя по желобам, это что-то вроде стоков. Они что, тут овец в жертву приносить собрались?
При мысли о том, что могу стать свидетелем заклания невинного животного, меня бросило в дрожь. Я снова постучала по уху и крутанула яблочко.
– Ну? Алло, прием, где вы все, вашу ж мать!
– Хр… Пш… Яр… Как… – донеслось из динамика.
– Да блин горелый! – в сердцах шикнула я.
Тем временем девица на сцене воздела руки к гигантской Луне на потолке и возвестила очень театральным, томным голосом:
– Внимайте, друзья! Внимайте, собратья! Сегодня свершится прорыв! Небывалое событие! И все, кто избрал истинный путь, будут вознаграждены!
Потом она резко указала в сторону наподобие кулис и добавила всё так же пафосно:
– Возблагодарите нашего агнца!
После чего из-за шторы появился мужчина в черном костюме и маске, вывовлакивая за собой девушку с мешком на голове и в простом белом платье. Плач девушки доносился приглушенный, из чего я сделала вывод, что рот ей чем-то заткнули.
– Благодарим, тебя агнец! – закричала толпа.
– Спасибо!
– Твоя жертва истинна!
Ужас и безумие происходящего зашевелили мне волосы на затылке, я отшатнулась и, наверное, упала бы, не упрись спиной в стену – то, что здесь планируется, совсем не студенческая сходка. Ох, совсем не студенческая сходка.
Девушка продолжала безмолвно рыдать и мычать, её, босую и простоволосую, беспощадно отволокли в центр квадрата и сорвали с головы мешок. Тут я обомлела окончательно, потому что девушкой оказалась Лебедь Белая. Перепуганная, с заплаканными красными глазами и со здоровенным кляпом во рту.
– Эдрить-мадрить… – только и прошептала я перехваченным голосом.
Пока мужчина держал за плечи дергающуюся и пытающуюся высвободиться Лебедь, девица на сцене сложила ладони в молебном жесте и произнесла:
– Собратья! Сегодня кровь этой невинной души откроет первые врата и положит начало новому миру. Все мы получим награду за все, что сделали ради этого. Так обнажим же лица и навсегда побратаемся друг с другом!
Среди студентов прокатилось эхо:
– Слушаемся, жрица!
– Да, жрица!
После чего все разом посрывали с себя маски, открыв друг другу лица. Я делать этого не торопилась. Не только из-за нежелания раскрывать свою личность, но и потому что уставилась на жрицу на сцене и не могу поверить тому, что вижу. А вижу я Дубраву. Её лицо искажено хищной ухмылкой, черты заострены, нос какой-то непривычно длинный и напоминает сучок. Глаза светятся ядовитой зеленью, а рот оскален в пугающей улыбке.
Нервно сглотнув, я перевела взгляд на того, кто держит Лебедь и проморгалась, надеясь, что этой все наваждение, которое, если протереть глаза, исчезнет. Но все осталось на своих местах, как и Ясень, цепко впившийся в плечи несчастной Лебёдке. Его облик тоже изменился, теперь он больше напоминает настоящего лесовика – такой же острый нос, как у сестры, бешеный свет в глазах и очень недобрый оскал.