Почему?
Потому что приправлен любовью, сбрызнут каплями доверия и окутан хорошим настроением.
Когда я смотрю на сына и вижу как он старается, чтобы мне угодить, сделать приятное, то понимаю, что счастье есть. Такое, от которого в душе порхают бабочки, а еще хочется петь.
— Мам, ты сиди. Я сам налью чай, — деловито встает он из-за стола.
— Осторожно. Чайник горячий. Не обожгись, — не выдерживаю и начинаю учить.
Тут же «прикусываю» язык, да поздно. Сколько раз говорила сама себе — Кларисса, не лезь. Пусть сам. Пусть учится. Дай сыну возможность проявить себя. Не спеши помогать. Он уже достаточно взрослый, чтобы сделать все не просто самостоятельно, а хорошо. И все равно не получается промолчать. Поучаю, как когда-то поучали меня. Оттого мысленно кривлюсь.
— Мама, я уже взрослый. Я сам знаю, — ершится Антон, становясь похожим на молодого петушка.
Вот, Кларисса, получила. А сидела бы тихо, ребенок не насупился, а порадовался своим успехам.
— Я знаю, сынок. Ты у меня, умница, — пытаюсь исправить положение.
Каждому человеку, неважно какого он возраста, приятно чтобы его хвалили. А маленькие мальчики чувствительны к похвале вдвойне.
Антоша оттаивает. На лице появляется улыбка. Она говорит мне, что поступила правильно.
— Вот, пожалуйста, как ты любишь — зеленый с молоком, — пододвигает ко мне кружку сын.
— А ложечка зачем? — спрашиваю.
— Ой, — смущенно восклицает он. — Опять забыл.
Мы пьем разные чаи. Я зеленый, а Антоша черный. Я с молоком, а он с сахаром. Но по привычке в каждую чашку кладет ложку.
— Сколько у тебя уроков? — спрашиваю, чтобы подстроиться под расписание сына.
— Сегодня пять и два допа. Еще хочу сходить на шахматы. Иван Иванович вышел с больничного, — сын с шумом прихлебывает чай.
Сколько не боролась, так и не смогла отучить его от этой непонятно откуда взявшейся привычки. Поняла, что все бесполезно. Теперь только тихо соплю, делая вид, что ничего не происходит.
Зачем скандалить по пустякам? Если можно понять и простить. Он же принимает меня такой какая я есть. Со всеми недостатками и несовершенствами.
Кто-то со стороны скажет, что родителей не выбирают. Так и детей тоже. Они такие, какие есть. Главное, чтобы были любимы. От чистого сердца. До глубины души.
— Значит, заеду за тобой в три. Жди меня в школе. Когда подъеду, то позвоню. Если по какой-то причине выйдешь с друзьями за пределы школы, сообщи мне. Кинь эсэмеску или на ватсап, — инструктирую который раз.
— Мам, я все помню, — спокойно отвечает.
По поводу инструктажа по технике безопасности Антон никогда не возмущается. Как-то было дело, он потерялся. С тех пор неукоснительно следует правилам. После того случая нам долго пришлось беседовать по душам. Чтобы изгнать страх, морским ежом поселившийся в душе. Так до конца не смогли справиться. Антону, иногда, снятся плохие сны. И я знаю с чем они связаны. Но мы работаем над проблемой. Которую можно уничтожить лишь уверенностью, что мама рядом, мама не подведет и никогда не бросит. Чтобы не случилось в жизни. Я хочу, чтобы мой сын вырос спокойным самодостаточным человеком, не вздрагивающем по пустякам и не прячущим голову в песок при малейшей опасности. Чтобы стал мужчиной, а не маменьким сыночком, инфантильным и безответственным.
В жизни каждого человека должен быть островок постоянства, к которому всегда можно прильнуть. И этим островком в жизни сына являюсь я.
Жаль, что мне с этим не повезло. Но иногда так бывает. И не стоит по этому поводу грустить.
В этом мире благ всем дается поровну. Только кому-то больше славы, а другим здоровья, а третьим счастья, а четвертым всего понемножку. Последним кажется, что им досталось меньше всего. Ведь ничего нет в избытке, так, чтобы больше, чем у других.
Мне повезло с работой и с ребенком.
С работой потому что она меня кормит и не напрягает. Можно сказать, что я ее люблю, пусть и не так как можно любить живого человека. А с Антошей и вовсе я выиграла в лотерею при раздаче слонов.
— Спасибо, — отставляю кружку в сторону.
Антон все еще пьет. Внимательно смотрит вглубь чашки, о чем-то глубоко задумавшись.
По мимолетным признакам понимаю, что надо узнать в чем дело. Но не успеваю открыть рот, как слышу.
— Мам, а Лаврентий Сергеевич мой папа?
Я замираю на миг. Однако вопрос не выбивает меня из колеи. Я к нему готова, причем достаточно давно. С того самого момента как познакомила сына со своим коллегой по работе.
— Нет, — произношу тихо, но твердо. И слежу за реакцией Антона. Ожидаю любой, но только не ту, которую замечаю. Малыш вздыхает с облегчением. А вот тут у меня появляются вопросы.
— Антош, мы же всегда честны друг с другом. Ведь так? И знаем, что любая недоговоренность может вызвать массу проблем, — начинаю со вступления.
— Мам, не надо этих твоих штучек. Спроси прямо.
Я улыбаюсь отповеди. Теперь уже Антон перенимает мои привычки.
— Тебе не нравится Лаврентий Сергеевич?
— Лишь бы он нравился тебе, — дипломатично уходит от ответа сын.
Мысленно стону. Значит, не нравится. Но не хочет об этом говорить, чтобы не обидеть.
А вот это уже проблема, похлеще, чем невыученные уроки или обожженный палец.