Айвенго. Квентин Дорвард

Понизив голос, вероятно из-за того же овладевшего им чувства робости, Квентин ответил утвердительно.

– В таком случае, милая тетушка, – сказала графиня Изабелла, – нам нечего бояться под охраной этого молодого дворянина. Он не похож на человека, которому можно было бы доверить исполнение коварного и жестокого замысла против двух беззащитных женщин.

– Клянусь честью, графиня, – ответил Дорвард, – честью моего дома и прахом предков, я никогда, даже за Францию и Шотландию вместе, не согласился бы изменить вам или быть с вами жестоким!

– Хорошо сказано, молодой человек, – заметила графиня Амелина, – но мы с племянницей уже привыкли к прекрасным речам Людовика и его приближенных. Эти-то речи и заставили нас искать убежища у французского короля, тогда как мы могли бы с гораздо меньшим риском, чем теперь, найти его у епископа Льежского, или у Венцеслава Германского[181], или, наконец, у Эдуарда Английского. И к чему же в конце концов привели все эти прекрасные обещания? Нас постыдно скрывали под какими-то плебейскими именами в дрянном трактире, точно запрещенный товар… И нам, как ты знаешь, – добавила она, обращаясь к своей служанке, – нам, привыкшим делать свой туалет не иначе как под балдахином, на возвышении в три ступени, пришлось одеваться, стоя на голом полу, как каким-нибудь молочницам!

Марта подтвердила, что слова ее госпожи были печальной истиной.

– Хорошо бы, если б этим ограничились все наши несчастья, дорогая родственница, – заметила графиня Изабелла. – Я бы охотно обошлась без блеска и роскоши.

– Но не без общества, дорогая моя, – сказала старшая графиня. – Это уж невозможно!

– И даже без общества, милая тетушка, – ответила Изабелла голосом, проникшим в самое сердце ее молодого телохранителя. – Я бы от всего отказалась, лишь бы найти верный и достойный приют. Я не хочу и, видит Бог, никогда не хотела быть причиной войны между Францией и Бургундией, моей родиной. Я не хотела бы, чтоб из-за меня погиб хоть один человек. Я только просила, чтобы мне разрешили удалиться в монастырь Мармутье или в какую-нибудь другую святую обитель.

– Ты говоришь, как глупое дитя, а не как достойная дочь моего благородного брата, – возразила графиня. – Хорошо еще, что есть кому поддержать честь и достоинство нашего славного рода. Как же отличили бы женщину знатного происхождения от какой-нибудь загорелой молочницы, если бы за одну не ломали копий, а за другую – простых палок? Знаешь ли ты, милочка, что в моей ранней молодости, когда я была немногим старше тебя, в мою честь был дан знаменитый Хафлингемский турнир? Вызывающих было четверо, а на вызов ответили двенадцать человек. Турнир длился три дня и стоил жизни двум храбрым рыцарям. Кроме того, были перебиты один хребет, одна ключица и сломано три ноги и две руки, не считая легких ран и контузий, о которых герольды даже не упоминали! Вот в каком почете были дамы нашей семьи! Нет, милочка, будь в тебе хоть половина гордости твоих предков, ты бы нашла средство устроить при каком-нибудь дворе, где еще ценят любовь дам и славу оружия, турнир, призом которого была бы твоя рука, как это было с твоей покойной прабабушкой, в чью честь был дан известный турнир в Страсбурге. Таким образом ты бы могла заручиться помощью храбрейшего в Европе рыцаря, который защищал бы права дома де Круа против притеснений Бургундии и интриг Франции.

– Однако, милая тетушка, – заметила молодая графиня, – моя старая кормилица говорила мне, что, хотя рейнграф, победивший на этом турнире, и получил руку моей покойной прабабушки, брак их не был счастливым. Она говорила, будто покойный прадедушка часто бранил, а иногда даже бил прабабушку.

– Ну так что же? – воскликнула графиня Амелина в припадке романтического увлечения рыцарством. – Почему могучая рука, привыкшая наносить удары на поле брани, должна всегда быть сдержанной у себя дома? Я бы в тысячу раз охотнее согласилась, чтобы меня хоть по два раза в день колотил доблестный супруг, который был бы для всех такой же грозой, как и для меня, чем быть подругой труса, не смеющего поднять руку ни на жену, ни на кого-нибудь другого!

– А я бы пожелала вам счастья с таким буйным супругом, милая тетушка, – сказала Изабелла, – но, уж конечно, не позавидовала бы вам. Если драка еще уместна на турнирах, то она совершенно неприлична в гостиной.