Читаем Айвазовский полностью

Но и под снегом иногдаБежит кипучая вода…

Да, он по-настоящему счастлив с ней. Сколько природного такта, чуткости, душевной теплоты в этой молодой, ничему не учившейся женщине. Как уважает она его искусство и понимает его, хотя не посещала музеи и не читала книг о живописи. Теперь он всюду ездит с ней, чтобы показать ей всю красоту мира. Вот на Волгу они тоже поехали вдвоем. И как оберегает она его здесь, на пароходе, от болтливости некоторых пассажиров, когда видит, что ему надо что-то обдумать или сделать зарисовки в альбоме. Только что она перехватила устремившегося к нему шумного, страдающего одышкой симбирского помещика и мило беседует с ним, не допуская толстяка к нему. Вот она что-то сказала своему собеседнику с улыбкой, и тот, склонившись в поклоне, ретировался… А она подошла к нему и стала у борта рядом, тихая, все понимающая… Иван Константинович положил свою руку на ее тонкие пальцы и с волнением повторил строки, которые не раз говорил своей молодой жене:

Исполнились мои желания. ТворецТебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,Чистейшей прелести чистейший образец.

…На мачтах зажглись огни. День умирал. Над длинными прямыми плесами висели насыщенные багрянцем и золотом облака. К ним тихо подбирались сумерки и гасили одно облако за другим. Синие и зеленые тени окутывали реку и колыхались в такт мерному движению воды. Река стала безлюдна и пустынна. Только на берегах кое-где струились еле видные дымки над деревенькой или горел рыбачий костер около перевернутой на песке лодки. В сумерках Жигули маячили неясными причудливыми очертаниями…

С палубы третьего класса донеслось пение:

«Волга-матушка бурлива, говорят…» — завел песню высокий сильный тенор.

«Под Самарою разбойнички шалят…» — подхватили несколько голосов.

— Ты послушай, как у них хорошо получается! — встрепенулся Айвазовский. — Мне все так и кажется, что вот-вот раздастся разбойный посвист и появятся расписные челны Стеньки… Для меня Волга — это и гордая вольница Разина, и стихи Некрасова, и бурлаки Репина… Волжский романтизм… Какая в кем сила!..

Как со вечера разбойникСобирался на разбой,Со полуночи разбойникНачал тракты разбивать…

Уже совсем стемнело, Жигули стали туманными призраками, река жила своей загадочной ночной жизнью. Только из ярко освещенного пароходного буфета, словно фальшивая нота в слаженном оркестре, раздавались хмельные голоса: там кутил симбирский помещик с офицерами и владельцем алебастрового завода, севшими недавно на пароход.

А хор внизу все пел, мрачно и непреклонно:

Уж пойду ли я, уж пойду ли яПод Новгород,Разнесу ли я, разнесу ли яСтены каменны…

И казалось, что поют ожившие удалые молодцы Стеньки Разина.

На другой день симбирский помещик и его собутыльники — офицер и жигулевский заводчик — с самого утра назойливо приставали к художнику. Владелец завода уже не сводил своих неподвижных рачьих глаз с жены художника. Хорошее настроение у Ивана Константиновича резко испортилось.

Пароход долго огибал песчаную отмель, пока подошел к небольшой пристани. Когда с парохода бросили сходни, Айвазовский обратил внимание, что среди немногих пассажиров на палубу третьего класса поднимаются три дряхлых старика в темных вылинявших рясах с островерхими скуфейками на головах. Они робко шли по сходням, путаясь слабыми ногами в своих длинных одеждах, опираясь на посохи; за согнутыми спинами висели ветхие котомки.

— Это, наверное, старцы из какого-то скита… — заметил Айвазовский. — Может, впервые едут на пароходе. Вот у них тишина в лесных скитах…

— Мне бы хотелось побывать в таком месте… — Анна Никитична выжидательно посмотрела на мужа. — И от этой пьяной компании мы избавились бы, и там в тишине вы могли бы писать… А потом опять сядем на пароход…

— Прекрасная идея! — Айвазовский поцеловал руку жены. — Но тогда нам нужно познакомиться с этими старцами и узнать, где они сходят.

Старцы сходили через час на маленькой пристани. Они возвращались в свой монастырь из соседнего скита. Айвазовский велел снять с парохода свой багаж и погрузить его на допотопную колымагу, нанятую на пристани. В ней поместились он с женой и старцы. Вознице пришлось примоститься сбоку.

— Сам бог вас нам послал… — прошелестел сухими губами один из старцев. — До нашей обители верст пятнадцать, и все в гору… Мы бы и за два дня не добрались…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии