— Уезжайте отсюда, Иван Константинович. Погубит вас Санкт-Петербург. Не для таких, как вы, этот город. На днях у Одоевского говорили, что царь намерен заказать вам множество картин. Вы погубите свой счастливый дар на этих заказах. Не дадут вам писать такие картины, какую вы нынче принесли. Подобные творения надобно создавать на воле. Уезжайте к своему Черному морю и трудитесь там для будущего. Будущее России прекрасно, и наши внуки и правнуки, которые будут свободны и счастливы, не забудут вас…
…Мороз крепчал, но Айвазовскому было жарко. Он расстегнул шубу. Мысли беспорядочно теснились в его голове. В ушах еще звучали последние слова Белинского. Решиться на бегство из Петербурга, поселиться в Феодосии, рядом с любимым морем… Как это было заманчиво и как трудно! Отказаться от жизни в столице как раз тогда, когда к нему пришла слава, появились деньги, а в будущем ожидает еще больший почет! Да, но искусство… Прав Белинский: он сам примечает, как много времени отнимают у него светские обязанности. А счастье ему приносит только труд. Вот все эти дни, когда он писал картину и нигде не бывал, к нему вернулось давно не испытанное счастливое удовлетворение. А разве Пушкин не мечтал вырваться из Петербурга и жить в деревне? Ему об этом рассказывал Одоевский. Да, Белинский прав… А Глинка?.. Тот же Одоевский поведал, что Михаил Иванович от тоски уехал странствовать по чужим краям — не мог забыть, как издевалась столичная знать над его новой оперой «Руслан и Людмила». А все потому, что к народной музыке обратился. Для аристократии это — что запах дегтя…
Да, прав Белинский: тяжело творить в Санкт-Петербурге. Того и гляди из славного художника превратишься в опального. Разве он сам этого не испытал в юности по навету Таннера? Тысячу раз прав Белинский… Уехать, уехать отсюда!..
Родные пенаты
Намерению художника обосноваться в родном городе помешала высочайшая воля.
Великий князь Константин, которому уже исполнилось семнадцать лет, собрался весной 1845 года в плавание к берегам Турции, Малой Азии и островам Греческого архипелага. В число лиц, сопровождающих великого князя, был включен Айвазовский. Таково было желание императора. Пришлось повиноваться… Радовало только то, что начальником экспедиции был Федор Петрович Литке.
Как мало напоминало Айвазовскому это путешествие его недавние счастливые странствия по Европе.
И хотя он увидел много новых дивных мест, которые потом запечатлел на картинах — «Вид Константинополя», «Вид Принцевых островов с высоты птичьего полета на Мраморное море», «Заход солнца над Троей», «Остров Родос», «Милос при утреннем солнце», — душа его была омрачена: земля Эллады была в развалинах.
Особенно тяжелое впечатление произвел остров Хиос. Некогда воспетый поэтами, Хиос с его вином, которым упивались боги, являл сплошные руины. Здесь до восстания были красивые дома, многие из мрамора и порфира, с колоннами и портиками, окруженные садами. А теперь участники экспедиции ехали как бы через кладбище. Разрушения избегли только деревни, расположенные высоко в горах.
Горька была жизнь греков на тех островах, которые оставались под контролем Турции. На острове Родосе в городе того же имени по пятницам после возгласа муэдзина греки изгонялись из города, а в обычные дни после захода солнца городские ворота запирались, и никто не мог ни выйти из города, ни войти в него.
И хотя плавание в Эгейском море доставило Айвазовскому много художественных впечатлений, он был счастлив, когда пароход «Бессарабия» 22 июля 1845 года вошел в Одесский порт. Наконец-то можно поехать домой, в родную Феодосию.
На окраине Феодосии, на самом берегу моря, Айвазовский приобрел участок земли. Помимо желания иметь собственный просторный дом была затаенная мечта: создать в своей мастерской школу живописи на юге России.
Дни, недели, месяцы прошли в хлопотах. Дом вскоре был окончен, и Айвазовский начал устраиваться на постоянное жительство.
В Петербурге решение художника вызвало массу толков. Никто не хотел верить, что молодой, жизнерадостный Айвазовский, окруженный громкой славой, любящий театр, общество просвещенных людей, добровольно оставляет столицу и поселяется где-то в глухом углу на южной окраине России. Об истинных причинах, заставивших Айвазовского переселиться из Петербурга в Феодосию, знали лишь немногие друзья. Остальные полагали, что художник моря не может долго жить вдали от его вдохновительницы — морской стихии.