В Тэпкэн вместе с интернатом приехал новый директор школы – высокий светловолосый молодой человек Лев Васильевич Светлов со старушкой матерью, учительницей английского языка, Пелагеей Калиновной. Старушка ходила по Тэпкэну, закутанная в теплый платок, заглядывала в яранги, постукивала палкой по закопченным стойкам и возмущалась грязью:
– Разве человек может так жить?
Новые учителя пошли по ярангам, чем немало удивили тэпкэнцев, привыкших к тому, что русские остерегались входить в жилища местных жителей без крайней надобности. А Пелагея Калиновна даже добилась того, что сельский Совет установил премию за самое аккуратное и чистое жилище. Премия была солидная – швейная машинка. В тэпкэнских ярангах наступило время большой уборки: мыли и скребли полы из моржовой кожи, соскабливали многолетнюю копоть с мездры меховых пологов. Состоятельные семьи обтянули полога изнутри пестрым ситцем, а жирники заменили тридцатилинейными керосиновыми лампами. В магазине мгновенно раскупили портреты Буденного (других не было) и повесили на стены.
– Конный человек! – уважительно говорили в Тэпкэне, любуясь пышными усами маршала.
– Даже на собаках непросто ездить с непривычки, – рассуждал Рыпэль. – А тут на коне! Да не на нарте, а верхом!
Пелагея Калиновна пришла и в ярангу Сэйвытэгина. Она водрузила очки-пенсне на нос и пристально оглядела полог. Росхинаут засуетилась – полог ее был не хуже, чем у других хозяек Тэпкэна, но все же ей не хотелось, чтобы ученая старуха делала замечания.
Айвангу был дома и читал книгу.
Пелагея Калиновна взяла в руки книгу, повертела и спросила:
– Нравится?
– Мне вое книги нравятся, – ответил Айвангу.
– Вот как!
– То есть я хотел сказать, что во всякой книге всегда можно найти хорошее и нужное, – ответил Айвангу.
Айвангу был убежден, что плохую книгу просто не будут печатать. И если книга почему-то не нравится читателю, то это не вина автора, а беда читателя.
– А у вас чисто, – похвалила Пелагея Калиновна, осматривая полог и задерживая взгляд на книжной полке.
– Это все Айвангу, – все еще смущаясь, сказала Росхинаут. – Белов ему подарил книги, а он смастерил полку… Вот только нам не достался конный человек.
Айвангу впервые так близко видел Пелагею Калиновну. У нее было полное и гладкое лицо, обрамленное густыми седыми волосами. Глаза уже поблекли, но за льдинками-очками еще светились тусклой, будто осенней небесной синевой.
«Интеллигентная», – подумал Айвангу. Он из книг узнал это слово.
– Айвангу, – обратилась к нему ученая старуха. – Вы должны мне помочь в одном деле, очень важном для науки… Я решила заняться изучением чукотского фольклора.
– Я не знаю, что это такое, – ответил Айвангу.
– Сказки и легенды, – пояснила Пелагея Калиновна.
– Нет! – решительно отрезал Айвангу. – Никогда!
– Почему? – удивленно переспросила Пелагея Калиновна.
Не мог же Айвангу объяснить ей, что это значит распроститься со всем, о чем он мечтал, на что еще надеялся?
Пелагея Калиновна почувствовала, что ее предложение по каким-то причинам Айвангу неприятно, и она уже другим тоном попросила его:
– Ну хорошо. Тогда вы мне поможете в уточнении местных географических названий. Это делается по заданию Всесоюзного Географического общества.
– Хорошо, – согласился Айвангу.
На большой географической карте, разостланной на столе в одном из классов, Пелагея Калиновна тушью писала чукотские слова, которые ей диктовал Айвангу.
Потом они пили чай и разговаривали. Пелагея Калиновна рассказывала о деятельности Географического общества, об ученых, исследователях Арктики.
– По картам дрейфов и течений был даже открыт остров. Это сделал ленинградский профессор Визе. В 1930 году он высадился с ледокола «Седов» на остров, который был назван его именем.
– И люди там были?
– Нет, это необитаемый остров, – ответила Пелагея Калиновна.
– Это хорошо, что профессор Визе открыл остров за письменным столом, – рассуждал вслух Айвангу. – Тем более необитаемый. Но я никогда не понимал, как можно открывать земли, населенные людьми. Говорят, что Семен Дежнев открыл пролив между Азией и Америкой. А как же мы? Как эскимосы? Еще наши предки отлично знали, что здесь пролив, а не что-нибудь другое. И мыс назвали именем Дежнева, хотя он имеет наше название. Это все равно, что я поеду в Якутск и объявлю, что я открыл этот город. Для якутов будет обидно… Надо было и наше имя оставить на карте. Или вот нас называют чукчами, – продолжал Айвангу. – А какие мы чукчи? Всю жизнь наш народ называл себя луораветланами. Это значит – настоящие люди.
– Профессор Тан-Богораз утверждает, что название «чукчи» – это ваше слово. И происходит оно от слова «чаучу» – «кочевые люди», – возразила Пелагея Калиновна. – По-видимому, искали слово полегче.
– Наверное, есть языки потруднее нашего, – сказал Айвангу. – Почему вы думаете, что русский язык легкий? Потому что он вам родной. И наш язык для нас легкий, потому что мы знаем его с детства, и он для нас так же привычен, как для вас матерчатая одежда…